|
Счастливый век нам снова дан, Счастливый и великий! Уже расходится туман Империй и религий, И мира дружная семья Меняет кожу, как змея!.. И снова мученик Орфей Поет и умирает, И хитроумный Одиссей Калипсо покидает, И вновь Арго везет назад Иной Колхиды новый клад. Но пусть вовеки не сгорит Разрушенная Троя, И Лая гнев не омрачит Счастливого покоя, — Хотя бы сфинкс и стал опять Свои загадки задавать… Довольно крови и борьбы! Довольно длилась схватка! Из чаши горестной судьбы Не пейте без остатка, — Наш мир устал и только ждет — Погибнет он иль отдохнет103. Если законом Вселенной действительно является сардоническое «Plus ga change plus с'est la тёте chose»[497], то неудивительно, что поэт требует на буддийский манер освобождения от колеса существования, которое может быть прекрасно, пока просто управляет движением звезд, но становится невыносимым топтанием на одном месте для наших человеческих ног. Есть ли причина (совершенно отличная от любого мнимого влияния звезд), которая бы заставляла нас верить в циклическое движение человеческой истории? Не содействовали ли мы сами в ходе нашего «Исследования» появлению подобного предположения? Что означают те движения Инь и Ян, вызова-и-ответа, ухода-и-возврата, которые мы разъясняли? Не являются ли они вариациями на избитую тему «История повторяется»? Конечно же, в движении всех этих сил, ткущих паутину человеческой истории, есть очевидный элемент повторяемости. Однако челнок, который постоянно проносится взад-вперед вдоль ткацкого станка Времени, во все это время порождает ткань, в которой явно присутствует постепенно развертывающийся рисунок, а не просто бесконечное повторение одного и того же образца. Это мы действительно видели неоднократно. Метафора колеса сама по себе является иллюстрацией повторения, которое совместимо с поступательным движением. Движение колеса, как все согласятся, повторяется без конца относительно самой оси колеса. Но колесо сделано и прилажено к своей оси единственно для того, чтобы придать движение повозке, простой частью которой является колесо, и тот факт, что повозка, которая является raison d'etre[498] колеса, может двигаться только благодаря круговому движению колеса вокруг своей оси, не заставляет саму повозку ехать наподобие карусели по круговой траектории. Эта гармония двух разных движений — большого необратимого движения, которое несется на крыльях малого повторяемого, — возможно, является сущностью того, что мы понимаем под ритмом. Мы можем разглядеть эту игру сил не только в движении повозки и в действии современных машин, но равным образом и в органическом ритме жизни. Ежегодный процесс смены времен года, который влечет за собой ежегодный «уход и возврат» растительности, сделал возможной вековую эволюцию растительного мира. Мрачный цикл рождения, воспроизводства и смерти сделал возможной эволюцию всех высших животных, вплоть до человека. Чередование пары ног дает человеку возможность ходить по земле. Ритмические движения легких и сердца дают животному возможность жить. Музыкальные такты и поэтические стопы и строфы дают возможность композитору и поэту изложить свою тему. Сам планетарный «великий год», возможно, являющийся источником всей циклической философии, нельзя более принимать за наивысшее и всеохватывающее движение звездного космоса, в котором наша локальная солнечная система теперь уменьшается до размеров пылинки под мощными увеличивающими линзами современной западной астрономии. Повторяющаяся «музыка сфер» замирает, оставаясь на уровне простого вспомогательного аккомпанемента, разновидности «Альбертиевых басов»[499], в расширяющейся Вселенной звездных скоплений, которые явным образом удаляются друг от друга с невероятной скоростью. В то же время относительность пространственно-временной структуры придает каждому последующему расположению огромной звездной массы неповторимую историческую уникальность драматической ситуации в некоей пьесе, где актерами выступают живые личности. — 231 —
|