|
Восток и Запад не перестают бороться На границах моей души75. В нашей собственной западной истории мы можем обнаружить соответствующую тенденцию вплоть до настоящего времени. В ранний период наиболее заметными вызовами, с которыми приходилось встречаться [западному христианству], были вызовы человеческого окружения, начиная с вызова арабов в Испании и вызова скандинавов и заканчивая вызовом османов. С тех пор современная западная экспансия стала в буквальном смысле всемирной и, во всяком случае, пока полностью освободила нас от старых забот, связанных с вызовами враждебных человеческих обществ[448]. Единственным подобием эффективного внешнего вызова нашему обществу со времен второй неудачной осады Вены османами явился вызов большевизма, брошенный западному миру с тех пор, как Ленин и его сообщники стали хозяевами Российской империи в 1917 г. Однако большевизм угрожает доминирующему влиянию западной цивилизации пока что не далее границ СССР; и даже если однажды коммунистической системе удастся осуществить упования русских коммунистов, распространившись по всей поверхности земного шара, всемирная победа коммунизма над капитализмом не будет означать победу чуждой культуры, поскольку коммунизм в отличие от ислама сам имеет западное происхождение, будучи противодействием и критикой западного капитализма, с которым борется. Принятие данной экзотической западной доктрины в качестве революционного вероучения России XX столетия совсем не означает, что западная культура находится в опасности, но в действительности показывает, сколь мощным может быть влияние этой культуры. В природе большевизма есть глубокая двусмысленность, проявившаяся в деятельности Ленина. Собирался ли он завершить или погубить дело Петра Великого? Своим переносом столицы России из эксцентричной цитадели Петра в центральную часть, во внутренние районы страны Ленин, по-видимому, провозглашает себя наследником протопопа Аввакума, старообрядцев и славянофилов. Здесь, как нам может показаться, является пророк Святой Руси, воплотивший в себе реакцию русской души против западной цивилизации. Однако когда Ленин изыскивает средства для создания символа веры, он заимствует его у европеизированного немецкого еврея Карла Маркса. Верно, что марксистское вероучение подошло гораздо ближе к тотальному отрицанию западного общественного строя, чем любое другое западное учение, которое мог бы принять русский пророк XX столетия. Как раз негативные, а не позитивные элементы в марксистском вероучении сделали его конгениальным русскому революционному сознанию; и это объясняет, почему в 1917 г. еще достаточно экзотичный аппарат западного капитализма в России был ниспровергнут в не меньшей степени экзотичным антикапиталистическим учением. Это объяснение подтверждается той метаморфозой, которой марксистская философия, по-видимому, подвергается в русской атмосфере, где мы наблюдаем, как марксизм превращается в эмоциональный и интеллектуальный заменитель православного христианства с Марксом вместо Моисея и Лениным вместо Мессии и с собранием их сочинений в качестве священных писаний этой новой церкви воинствующих атеистов. Но данное явление приобретает иной вид, когда мы переключаем наше внимание с веры на дела и пытаемся исследовать, что же Ленин и его наследники сделали для русского народа в действительности. — 192 —
|