|
Как видим, философ в те времена чуть с большим оптимизмом смотрел на будущее России, чем Европы. «Вам предстоит заново создать молодую нацию, нам – омолодить старую нацию. Наша задача, быть может, неосуществима. Ваша, конечно, очень трудна», – пишет он Екатерине. Позже точно так же оценивали перспективы России и Европы многие славянофилы. И еще одно не менее интересное, но уже настораживающее замечание Дидро, которое, конечно, не могло порадовать ни Екатерину, ни ее подданных: В характере русских замечается какой-то след панического ужаса, и это, очевидно, результат длинного ряда переворотов и продолжительного деспотизма. Они всегда как-то настороже, как будто ожидают землетрясения, будто в моральном отношении они чувствуют себя так, как в физическом отношении чувствуют себя жители Лиссабона [5]. Частично наставления Дидро императрица постаралась учесть, предоставив своим подданным возможность высказать пожелания и даже возражения в ходе обсуждения проекта нового уложения, в так называемом «Наказе». Самого Дидро «Наказ» тем не менее удовлетворил не вполне. Он прямо заявил, что не нашел в документе главного – «ни одного постановления, которое было бы направлено на освобождение массы народа», то есть крепостных. Дружба Екатерины с французскими вольнодумцами не раз вызывала в России недовольство, особенно со стороны православных иерархов, но императрица умела находить аргументы в свою защиту. Известна ее реакция на критику митрополита Платона, открыто осуждавшего переписку государыни с Вольтером: Может ли быть что-нибудь невиннее письменных сношений с восьмидесятилетним стариком, который в сочинениях своих, читаемых всей Европой, старался прославить Россию, унизить ее врагов, удержать от враждебного проявления своих соотечественников, всегда готовых изливать всюду свою ядовитую ненависть против России и которых ему удавалось действительно сдерживать? С этой точки зрения я полагаю, что письма, писанные к атеисту, не нанесли ущерба ни церкви, ни отечеству. Что касается «ядовитой ненависти», то речь здесь идет о французском правительстве – яром противнике и Вольтера, и Екатерины. Французский историк Альфред Рамбо по этому поводу пишет: Все ее неприятности приходили к ней из Версаля, все ее утешения – из Парижа. Существуют две Франции, из которых одна является ее врагом, другая – союзником. Ее переписка с философами часто будет носить следы злопамятства против министерства. Опыт «самолюбия» и самокритики— 213 —
|