|
Позже, когда стало ясно, что план рухнул, князь Голицын пророчески заметит: Пир был готов, но званые оказались недостойными его; я знаю, что паду жертвой неудачи этого дела; так и быть, пострадаю за отечество; мне уж и без того остается немного жить; но те, кто заставляет меня плакать, будут плакать дольше моего. Анна Иоанновна, следившая за событиями в России из Митавы, подписала условия, выдвинутые Тайным советом, но, выезжая в Москву, благодаря Остерману уже знала, что на ее стороне есть немалая поддержка. Остерман повел себя, как старый хитрый лис. Сказавшись тяжело больным, он все смутное время пролежал в постели, как пишут, «облепленный пластырями, обвязанный примочками». Но при этом, не выпуская из рук пера, развил бурную деятельность, внушая всем, и прежде всего императрице, мысль, что необходимо во что бы то ни стало сохранить самодержавие в полной неприкосновенности. Он же организовал императрице поддержку и в гвардейской среде. На примере «избрания» Екатерины I вице-канцлер уже знал, что, когда чаша весов в политике колеблется, лучше всего в решающий момент положить на нее гвардейский штык. Штык перевесит все остальные аргументы. Это немец и сделал. Еще не встретившись с членами Тайного совета, Анна Иоанновна объявила себя полковником Преображенского полка и капитаном кавалергардской роты. Восторгу гвардейцев не было предела. Они заявили, что готовы разорвать на части любого, кто осмелится оспаривать право Анны Иоанновны стать полновластной правительницей России. Очень кстати в минуту встречи с членами Тайного совета в руках императрицы оказалась и некая челобитная с просьбой: …Принять самодержавство таково, каково Ваши славные и достохвальные предки имели, а присланные к Вашему Императорскому Величеству от Верховного тайного совета пункты и подписанные Вашего Величества рукою уничтожить. На вопрос императрицы, окруженной гвардейцами, к членам Тайного совета, должна ли она выполнить «предложение народа», «верховники» молча склонили головы. Как только вопрос о конституционной монархии в России отпал, Остерман снял пластыри и покинул постель. За проявленное им усердие хитрый лис получил графское достоинство и надолго стал единственным вершителем российской внешней политики. Да и не только внешней. Как утверждает старый, мудрый Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: По мысли Остермана был учрежден кабинет министров, в котором вся инициатива принадлежала ему и его мнения почти всегда одерживали верх, так что Остерману всецело следует приписать тогдашние действия кабинета… — 172 —
|