|
Пройдя по берегу и чуть вглубь метров триста, мы вдруг вышли на довольно большую лужайку, посреди которой практически в один ряд, прижавшись друг к другу, стояли штук десять длинных сараев-хижин. Еще одна точно такая же хижина стояла метрах в десяти от остальных. — Это дом Марты, — пояснил Пако, — но сначала надо из вежливости зайти к вождю. Мы послушно последовали за ним, оглядываясь по сторонам. Индейская деревня казалась безлюдной, да и те немногие индейцы, что нам встретились, были либо стариками преклонного возраста (хотя в здешних местах возраст понятие относительное, живут в сельве, конечно, не так долго, как в Западной Европе), либо женщинами и детьми. Мужчины отправились, видимо, на охоту. Никто с нами не поздоровался, но любопытные глаза буквально сверлили наши затылки. Поняв мое недоумение, Пако тихо произнес: — Пока вождь не одобрит вашего присутствия в деревне, вы почти тени. Жилище вождя внешне ничем не отличалось от остальных, а сам он восседал перед домом в окружении нескольких женщин — как потом выяснилось, жен — на большом пне, который при желании можно было назвать и троном. Вождю на вид было лет шестьдесят — шестьдесят пять, хотя из-за того, что вся кожа его, в том числе и на лице, была покрыта татуировками, определить возраст было трудно. Собственно, татуировки и являлись его главным украшением и одеждой. А так он был одет по-домашнему, то есть скромно: набедренная повязка, в волосах черное перо неведомой мне птицы, а на шее несколько рядов бус. Все бусы растительного происхождения, то есть ни малейшей роскоши, но вот одна нитка обращала на себя внимание: эти бусы были искусно сделаны из чучел разноцветных колибри, а нить пропущена через их глазницы. Черное перо в волосах здешнего лидера красовалось, как я узнал позже, не зря, поскольку на местном наречии вождя звали Черный Кабан. Под этим прозвищем (разумеется, в переводе) он и остался в памяти. Марта долго пыталась вбить мне в голову его оригинальное имя, но мой язык категорически отказывался его воспроизвести, а мозг упорно отторгал непривычные для уха звуки. Вождь, не поднимаясь со своего пня и уперев руки в колени, внимательно нас рассматривал, пока Пако на ухо объяснял ему, кто мы такие и зачем явились. Временами его зрачки удивленно косились на рыжего, не виданного в таких местах пса. Между тем Джерри, поняв уже, что мы стоим у самых ворот ада, прижался ко мне всем телом. Терьер не рычал, но его загривок чуть приподнялся, что всегда говорило о том, что в случае чего он готов к бою. — 168 —
|