|
«Эпитафия по инкам» навевает яркие картины: жрец-астроном (а быть может, и несколько) стоит один в холодном высокогорье, наблюдая в течение долгих ночей танец структуры планет, записывая, изучая, обдумывая. Зачем? Были ли это забитые и суеверные люди, занимавшиеся совершением уже известных из прошлого «ошибок»? Или же участие андских жрецов-астрономов в этой древней и удивительно широко распространенной традиции подсказывает, что они обладали доступом к такому образу восприятия, который делал практику астрономических наблюдений полезным способом выявления и понимания значительных образцов? V Конечно, не время становиться апологетом астрологии, да я бы и не смог. Однако существуют некоторые факты, касающиеся технического языка мифологии, которые можно устанавливать без обращения к вере. Прежде всего сама сложность этого языка означает, что данное учение служило не только или даже не столько «практическим» целям, вроде составления календарей. Поступать таким о бразо м было бы все равно, что использо вать корабль как пресс-папье. Кроме того, это было предание, которое — по причине своей зависимости от весьма специфического метаязыка, употребляющего своеобразные символы, — требовалось передавать. На всем протяжении этого предания описывалось отношение между учителем и учеником. В свою очередь, эта логика предполагает, что в передаче таких идей имелся некий элемент внутреннего усво ения, — элемент, связанный с воспитанием восприятия. Способность к восприятию естественного мира требует такого взгляда, который видит одновременно и внутреннее, и внешнее. Картины Рембрандта сохраняют способность очаровывать именно потому, что они изображают внутреннее восприятие внешнего мира. Представляла ли собой андская мифология, как и всякая связанная с астрономическими событиями мифология, аналогичную «обработку» данных о явлениях посредством некой внутренней натренированности глаза? Аналогичным образом можно было бы в отношении австралийских аборигенов, которые исторически, насколько известно, не подвергались обучению техническому языку мифологии, задаться вопросом, как могло случиться, что они пришли к хорошо задокументированному выводу о том, что Марс был не очень-то надежным парнем. Если аборигены самостоятельно идентифицировали в той или иной мере крутой нрав Марса, тогда, по крайней мере, появляется веро ятность действия некоего механизма восприятия, посредством которого люди были способны «связываться» с планетами8. Вторым аспектом этого учения является тот, который я до сих пор не подчеркивал, хотя он скрыто присутствует во всем, о чем говорилось. Это понятие шкалы. Андская космология в целом, связывающая мертвых, живых и богов, представляла собой шкалу особого рода. В этом качестве она участвовала в архаичной теории шкал, которая на первый взгляд кажется весьма простой. — 317 —
|