|
История действительно чуждается театральных эффектов — их любят писатели. Смоляне, помилованные Сигизмундом, были жёны, матери, отцы и, как редкое исключение, братья смолян, сражавшихся в ополчении Пожарского и Минина и принимавших в плен поляков у Боровицких ворот. Четыре тысячи выживших после взятия Смоленска были женщины, дети, увечные и старики. Пригодные к бою мужи, в том числе 900 детей боярских, погибли, защищая крепость. Зато тысячи смоленских дворян сражались с поляками вне крепости под знаменами Скопина и, позже, Второго земского ополчения. Это им сдавались поляки у стен Кремля. Один из смолян описал их подвиги в «Повести о победах Московского государства». Русская история не нуждается в украшательстве. Она величественна и трагична в высотах своих и падениях. Вольные или невольные искажения крайне опасны, ибо вызывают недоверие к героическому прошлому России. Наше право на независимость и самобытность должно исходить из исторической правды. Другое «но» связано с казнью Михаила Борисовича Шеина, вызывающей у Нестерова, и особенно у Мухина, даже некоторое восхищение: «Кремль не оценил дипломатического искусства своего воеводы. Шеину и его молодому помощнику Измайлову было предъявлено обвинение в государственной измене. Бояре выговорили им: "А когда вы шли сквозь польские полки, то свернутые знамена положили перед королем и кланялись королю в землю, чем сделали большое бесчестие государеву имени..." Выговор завершился приговором... Палач, подойдя к краю помоста, поднял обе головы над толпой, чтобы хорошо видели все: пусть замолчат те, кто толкует о том, что московскому люду не под силу стоять против литовского короля; пусть Польша полюбуется на плоды своего рыцарского великодушия; пусть ждет новую рать и пусть знает, что, если даже вся Смоленская дорога превратится в сплошное кладбище, Смоленск всё же будет русским». Звучит хлёстко, но неверно по сути. В России не казнили воевод за неудачу в битве и даже за сдачу в плен. Казни Ивана Грозного составляют исключение, но, опять же, он обвинял бояр в заговорах и чернокнижии, а не в проигранных сражениях. Тем более не казнили воевод при следующих царях. Годунов наградил Мстиславского, позорно разбитого под Новгородом-Северским малым войском самозванца. Дмитрия и Ивана Шуйских, бросавших вверенные им войска во время боя, казнили бы в любой европейской стране, однако они избежали и опалы. При сыне Михаила Романова, Алексее Михайловиче, воевода Василий Шереметев под Чудновым сдал полякам и татарам 17-тысячную русскую армию (1660) и не на почетных условиях, как Шеин, а обещав сдать Киев, Переяслав-Хмельницкий и Чернигов и заплатить 300 тыс. рублей. При этом татары, тут же нарушив договор, перебили безоружных русских, а Шереметева взяли в плен. И что же Алексей Михайлович? Он пытался выкупить воеводу и всячески его ободрял. Уже после смерти царя Шереметева выкупили, и никто не сказал ему плохого слова. — 193 —
|