|
27 декабря паны пригласили послов и спросили:«А теперь что вы скажете, получивши боярскую грамоту?» На что Василий Голицын ответил, что грамота подписана одними боярами, и то не всеми. Что же о впуске королевских войск в Смоленск, то «как определится от патриарха и от властей и от всех бояр и от всей земли, так мы и поступим». Паны стыдили послов, что те сами придумали не целовать крест королю. Тогда Голицын спросил Жолкевского: не он ли уверял, что король позволил целовать крест одному королевичу? «Этого не бывало, — отвечал Жолкевский, — а вы должны исполнять так, как вам московская грамота указывает». Удивительно читать современных историков, в частности В.Н. Козлякова, восхищающихся честностью и благородством Жолкевского. — К.Р.). Послы в свою очередь спросили панов: «Что отвечали смольняне на боярскую грамоту?» Паны ответили: «Смольняне в упорстве своем закоснели; не слушают боярских грамот; просят с вами, послами, видеться и говорят, что наши послы прикажут, то и учиним!» На что послы возразили: «Сами вы паны, люди мудрые, можете рассудить, как же нас смольняне послушают, когда боярских грамот не послушали? Можете разуметь... если бы писал патриарх и бояре, и все люди Московского государства по общему совету, а не одни бояре, то смольнянам и отговариваться было нельзя... велите целовать крест одному королевичу, а нам нельзя переменить и велеть смольнянам целовать крест королю». Паны в гневе вскричали: «Вы хотите, чтобы пролилась христианская кровь; на вас её Бог взыщет». На другой день митрополит Филарет повторил всё, что ранее сказал Голицын. Паны были страшно злы и стали всячески утеснять послов, превратив их в пленников. Если стойкость послов вызывает уважение, то какими словами описать героизм «закосневших в упорстве» смолян? Зимой 1610/11 г. цинга в крепости свирепствовала вовсю: хоронили уже не по 30—40 человек в день как осенью, а по 100—150 человек. Ослабевшие люди люто страдали от холода — лес вблизи вырубили, а каждый поход за дровами стоил крови. Кровью платили и за днепровскую воду. Беженцам-крестьянам не хватало еды: Шеин, как мог, гасил взаимные распри. По сравнению с мором военные напасти — обстрелы крепости, подкопы и штурмы казались малой бедой. Зато всех угнетала безнадёжность: в отличие от троицких сидельцев, смолянам неоткуда было ждать помощи — в Москве сидели поляки, а Боярская дума требовала сдать Смоленск королю. У осаждённых мог явиться соблазн поступить по боярской грамоте, выговорив почетные условия сдачи и привилегии — поместья и шляхетство для служивых и магдебургское право[109] для посадских. Сигизмунд наверняка пошел бы навстречу. Но смоляне решили иначе. На вопрос, пускать ли поляков в крепость, смоляне из московского посольства так ответили Голицыну и Филарету: — 185 —
|