Кортес

Прежде всего он решил возобновить свое наступление на ацтеков. Несмотря на дух поражения, витавший после Ночи Печали, он ни на шаг не отступил от своих планов. Раз достичь цели он может только войной, что ж, будет война.

Кортес первым делом составил несколько документов сугубо юридического характера. Чтобы обеспечить себе будущее, он заставил множество свидетелей заверить утрату пятой части добычи, причитающейся королю в бою 30 июня.[126] Он также вынудил своих капитанов выступить против Веласкеса и Нарваеса, на которых возложил ответственность за беспорядки в Теночтитлане. Если бы не произошла высадка экспедиции кубинского аделантадо, не было бы ни резни на Токскатле, ни восстания индейцев.[127] Эрнан поставил все точки над i в споре о финансировании его собственной экспедиции, который возник из‑за слуха, пущенного Веласкесом, что он снарядил Кортеса из личных средств. Это было, конечно, неправдой, поскольку Эрнан приобрел семь из всех участвовавших в походе кораблей и оплатил все запасы провианта.[128]

Кроме того, Карлу V было направлено коллективное письмо, подписанное всей командой конкистадора, в котором сообщалось, что только они от имени короля избрали Кортеса главнокомандующим и верховным судьей, поскольку он этого заслуживал и более прочих был способен служить интересам короны, а также потому, что «Веласкес чинил вред власти королевской, побуждая туземных людей к мятежу». Послание, под которым стояло пятьсот сорок четыре подписи, завершалось просьбой «ради надлежащего населения и умиротворения этих земель да будет угодно Их Величеству дать нам в капитаны и судебные исправники оного Эрнандо Кортеса».[129] К этому письму Кортес добавил личную почту к своему отцу Мартину, своему доверенному лицу – кузену Франсиско Нуньесу и многим знакомым при дворе и в кулуарах власти.

Кортес наконец нащупал верную дорогу: рассказ о своем предприятии с момента высадки в Веракрусе. Он выбрал смешанный литературный жанр. Официально это произведение в сорок тысяч слов именовалось реляцией и адресовалось лично Карлу V. Но стоит обратить внимание на то, что получатель на сей раз был только один – «могущественный и католический государь, непобедимый император». Королева Хуана, упоминавшаяся в письме из Веракруса, на сей раз даже не была названа. Кортес был хорошо информирован и обращался с властью с некоторой долей оппортунизма. Но вчитавшись, становится ясно, что свой рассказ Кортес писал не для одного короля. Призывая общество в свидетели, то есть пробуждая к своему завоеванию интерес публики, он препятствовал придворным и аферистам тайно строить свои козни. Главнокомандующий проявил себя как писатель, сочетая лирику и сухое изложение фактов, используя неожиданные повороты интриги, волнуя неизведанностью открываемых им земель, описывая нравы и обычаи их жителей, умея поставить «я» так, чтобы не свести все к своей личности. Послание Кортеса от 30 октября из Тепеаки так и не смогли квалифицировать, называя безразлично «письмом» (carta) или «донесением», что, впрочем, вполне обоснованно, поскольку конкистадор и здесь сказал новое слово, предвосхитив появление жанра «открытого письма»: он делал достоянием общественности вопрос о власти, ранее являвшийся прерогативой ограниченного круга приближенных к государю. Кортес не мог удержаться от мысли о публикации. Как и предполагалось, его вторая реляция из Тепеаки была напечатана в Севилье[130] в 1522 году, выведя типографии за университетские рамки и превратив их в современное информационное средство устрашающей силы.