Чурыня только покривился на «Христа бога», да не пенять же человеку, ему сейчас не до того, чтоб слова подбирать. И что делать прикажешь? — А дозволь, Чурыня Ходынич, я с ними потолкую, — подал голос Роман. — Они ж вроде промеж собою на половецком балакают, так я тот язык знаю. Чурыня пожал плечами: — Не тяни только. До света дело кончить надо. Роман подъехал к церковным дверям, соскочил с седла, подошел к деревянным створам, ударил кулаком пару раз. — Изыди, нечистая, свят-свят-свят! — заполошно раздалось из-за церковной двери. — Сгинь-пропади, погань лесная! Аминь, аминь, аминь — рассыпься! — Ну это, батюшка, ты брось! — не без обиды подал голос Роман. — До нечисти поганой тебе рукой подать. У тебя в церкви хоронится. А я вот, к примеру, крещеный человек, православный. И перекрестился, хотя сквозь двери церкви священник вряд ли увидел бы его движенье. — Вот друг мой, Чурыня, он да, он нехристь. А уж дружина у него и вовсе… не к ночи будь помянута. — Что ж ты, чадо, в одной ватаге с волхвом-нехристем да мертвяками поднятыми делаешь? — укоризненно спросили за дверью. — Да вот ту самую погань гоняю, что ты в церковь пустил, батюшка! — обозлился Роман. — Меня, сыне, не больно спрашивали… или и тебя насильно с собою водят? А что погань гоняешь, так на то скажу — не изгоняют сатану силой Вельзевула, князя бесовского — помнишь ли сие? Роман сплюнул на истоптанный неподкованными копытами кочевничьих лошаденок снег. — Батюшка, я тут не с тобою лясы точить пришел. Есть там у твоих поганых старшой? — и повторил последние слова половецкой речью. Почти сразу раздался угрюмый — а чего б ему веселым быть? — голос: — Я сотник. Говори, колдун. Роман ощерился, но спорить не стал. Спорят с друзьями, на худой конец — с соседями. — Сотник, отпусти девок. — Зачем? — чужак даже удивился. Не ждал, видать, что про полонянок разговор зайдет. — Затем. Отпусти, тогда разговор будет. — Что будет мне и моим, если отпущу? — говорил степняк как-то устало. — О том говорить можно. Одно скажу, если не отпустишь — подохнете поганой смертью. Роман даже не понял сперва, что за перханье из церкви раздается — то ли кашляют, то ли старый пес брехать пытается. Оказалось — сотник смеялся. — Нет, урусут. Если отдадим — вот тогда плохая смерть будет. Сколько ни тужьтесь, а хитрее нашего темника вам не придумать. Вам нас до рассвета кончать придется. А он на день-другой удовольствие растянет. — 91 —
|