|
«Вот он, настоящий девичий наряд! — думал я, посматривая на Дашеньку. — Ничто так не красит женщину, как сшитое по фигуре нарядное платье. Почему наши девчонки не понимают, что джинсы в облипку не одежда для женщин, а самое настоящее извращение?» А между тем Дашенька всем налила чай и поставила на стол пиалу малинового варенья.
Когда Даша покорно уселась рядом с Валентиной, та, погладив её волосы и улыбнувшись мужу, сказала:
«Вот он, тонкий женский ум! — восхитился я поступку Валентины. — Она, конечно, хорошо знает, что происходит в семье Ивана Фёдорыча, но её приглашение показало, что всё тёмное позади, и о нём пора забыть. А начал всё старейшина, назвал девушку дочкой. Передо мной был второй смысловой ряд общения. Нечто среднее между обычной лексикой и телепатией. Конечно же, Иван Фёдорыч всё понял. Отсюда и его реплика, которая означает, что он любит свою дочь, любит по-настоящему. Девушка, слыша весь этот нехитрый разговор, от счастья светилась. «Конечно же, Добран ей поможет, если назвал дочерью, то не предаст, — радовался я за Дашу. — Ему можно рассказать всё, даже наш общий сон». Когда лёгкий завтрак и чаепитие закончились, все приехавшие, кроме Добрана Глебыча, отправились отдохнуть. На мою кровать упал Горислав, а на койку Добрана его вымотанные дорогой жена и дочурка. Мария Семёновна с Дашей остались хлопотать по кухне. Наконец-то мы со старейшиной остались наедине. — 217 —
|