|
«Вот она судьба этого маленького народа. Сначала приложило руку государство, а сейчас, когда вроде бы всё наладилось, на их труде жируют такие вот Клешнёвы. И сколько подобных ему по заброшенным сибирским таёжным посёлкам? Берут дань, вымогают, пользуясь своей властью, последнее. Может, и правы американцы, что создали для своих индейцев резервации? По крайней мере, у них там самоуправление, которое не позволяет шириться таким вот Клешнёвым, - подумал я, доставая из своего рюкзака буханку чёрствого хлеба. - Хотя, возможно, это тоже не выход».
Я смотрел на молодого эвенка и понимал, что жить в вечном страхе, как он, долго невозможно.
- Ты объясни мне, зачем твой отец откочевал с вершины речки на озеро Турэ? Сюда до вас сам чёрт бы не добрался? И дичи здесь... Сам видишь сколько.
Но на мой вопрос Николай не ответил. Он сидел, съёжившись у костра, ел лосятину и молчал.
- Ты что и сам не знаешь? - опять спросил я его.
- Так надо было... - сказал охотник нехотя. - Вообще-то эти места наши. Отсюда недалеко и я родился...
- Ваши места, а вы отсюда ушли? - не понял я его. - Что-то до меня не доходит.
- Я же тебе сказал, - посмотрел на меня эвенк. - Так надо было! Больше я тебе ничего не скажу, не имею права. Если хочешь узнать, спроси моего отца, а лучше его мать, бабушку Нюру.
- Я что-то не припомню такой? - удивился я.
- Бабушка Нюра Тугундина живёт не с нами. Её чум стоит на Чур- биге, - повернулся ко мне эвенк. - После того, как погиб её муж, мой дедушка, она предпочитает жить одна.
- А что случилось с твоим дедом? Ты говоришь, что он погиб... Сколько у вас здесь работаю, о нём никогда ничего не слышал, - задал я новый вопрос Николаю.
- Такие вещи люди рассказывать не любят, глядя в темноту ночи, тихо проговорил эвенк. - Тем более, таким, как ты.
- А что у меня не так? - поинтересовался я.
- Ты добрый и чесгный, и кое-кто в Белом Яру тебя боится. Когда- нибудь ты догадаешься сам, кого я имею в виду, - начал свой рассказ охотник. - Тут вот какое дело, Гера, мой дедушка был сильным шаманом. Поэтому он всю жизнь сохранял законы наших предков. Он никогда не пил водку и даже не курил. Жил он, как и живут шаманы, отдельно от своего рода. Моего деда многие боялись. Боялся его и заготовитель пром- хоза и даже Клешнёв. При нём он к нам за ясаком не ездил.
- Ну и что же произошло? - поторопил я рассказчика.
- Моего деда убили очень злые люди. Говорят, что приехали они из Новосибирска. Останавливались у заготовителя... Думай сам, чьи они друзья...
- А что им от твоего дедушки было надо?
- Они хотели от него узнать месторождение золота...
- Золота? - переспросил я.
- Да, золота. Мой дед знал, где в этих краях можно найти этот металл смерти. Я видел у него в кожаном мешочке самородки... Они такие маленькие с глухариный зрачок, - бросил сухие ветки в догорающий костёр Коля.
- Из твоих слов получается, что твой дед не раскрыл своей тайны.
- Не раскрыл, - кивнул головой эвенок. - Эти люди его страшно пытали. Жгли огнём и ломали кости. А потом, прибив на сорокаградусном морозе гвоздями к сосне, уехали восвояси. Бабушка сняла его с дерева, но было поздно. Дедушка вскоре умер.
- А почему он молчал? Пусть бы подавились этим золотом мерзавцы! - обозлился я. - Не понимаю, ради чего он перенёс такие пытки? Неужели твой дед был фанатом проклятого металла? На эвенка это что-то непохоже.
- Перед смертью дедушка всё объяснил, - тяжело вздохнул охотник. - Он потому не показал новосибирцам, где лежат золотые самородки, чтобы сохранить этот край. Чтобы сюда не пришли машины и люди. Чтобы сохранить жизнь нашему маленькому народу.
После своего грустного рассказа эвенк замолчал. Молчал и я. Спрашивать молодого тунгуса больше ни о чём не хотелось. Чтобы он ни рассказал, всё наводило в душе тоску и боль.
— 130 —
|