Вселенские соборы

Так, ученые Каппадокийцы помогли завершению триадологических споров, воссоединению Востока с Западом, сведя к единому четкому синтезу разные тенденции.

Будучи сами учеными , Каппадокийцы в этот синтез постарались ввести и все элементы современной им вершинной для достижений всего эллинизма неоплатонической философии.

IV и V книги «О Святом Духе» не принадлежат Василию Великому, также и маленький трактат «О Духе» в отделе spuria. Они полны почти буквальных пересказов из Плотиновых «Эннеад». Но это отражает увлечение Плотином в школе Каппадокийцев, ибо и подлинное сочинение Василия Великого «К Амфилохию ? Святом Духе» полно параллелей с «Эннеадами». Теми же Плотиновыми формами мышления ? божественной Троице пропитаны и писания Григория Богослова.

Однако блестящие достижения каппадокийского богословия не вдруг стали достоянием всех восточных епископских умов. Жизнь и творчество Каппадокийцев было плаванием в бурном море разброда и разномыслия.

Организаторский подвиг Василия Великого

Из троицы Великих Каппадокийцев Василий, как признанный администратор, взял на себя труднейшую миссию привести корабль церкви к тихой пристани «мира церковного». Без тактических приспособлений к совести немощных этого сделать было нельзя. Афанасий был борцом. Но сколько смут поднялось по поводу его деятельности! Василий жаждал отишия. Но люди уже вошли во вкус вражды, интриг и подозрений. Василий, как организатор и друг каппадокийского монашества, имел в нем опору. Но среди его же он имел и придирчивых критиков. Вот маленькая иллюстрация из писем Григория Богослова. На праздник памяти мученика Евпсихия 7 ноября 371 г. в Кесарии Каппадокийской сошлось немало гостей. Вот что читаем y Григория (Ер. 58 или 26) в блестящем переводе Болотова: «Некоторые расходившиеся после праздника гости завернули по пути в Назианз к отцу Григория Богослова. Здесь за обедом зашла речь ? Василии и Григории. Хвалили того и другого и Афины и проч. И вдруг среди этого хора похвал поднялся один монах. „Какие же вы, господа, льстецы и лжецы! — резко оборвал он. — Хвалите Василия за что угодно — не спорю. Но в самом главном, что он и православен, я не согласен. Василий предает истину, a Григорий ему поблажает“. Впечатление вышло поразительное. Григорий был возмущен до последней степени. „Я возвращаюсь, — продолжал монах, — с праздника св. Евпсихия. Слышал я там, как богословствует „великий“ Василий. Говорил он об Отце и Сыне — превосходно, бесподобно, как никто! Но как только зашла речь ? Святом Духе, так и осекся (?? ?????? ?? ????????????). Словно река текла по каменистому руслу, дошла до песка и пропала. Пошли какие‑то неясные намеки и прикрытая блестящим красноречием двусмысленность“. Напрасно Григорий разъяснял всю необходимость такого поведения Василия. Монах, y которого нашлись сочувствующие, твердил свое. „Нет! Все это слишком политично, чтобы быть благочестивым! Довольно нам этой икономии! До каких же пор мы будем скрывать светильник под спудом“, — цитировал он слова, сказанные когда‑то Григорием».