|
Этот протест‑апелляция выслушан был без всяких обсуждений, как акт бесспорно правомерный. И представители императорской власти немедленно закрыли это последнее заседание собора. Но двор вместе с Константинопольским архиепископом и вообще греческими епископами был заинтересован в том, чтобы смягчить настроение папы Льва и, если можно, добиться от него признания 28‑го канона. Приличный повод к тому открывался в процедуре «утверждения» папой привозимых его легатами с собора постановлений. В сущности, этот момент «утверждения» происходил и во всех других случаях, когда заместитель на соборе какого‑нибудь незаметного провинциального митрополита привозил последнему на прочтение акты собора, вернее, важнейшие из них. Но римские архиепископы и позднейшие латинские канонисты извлекали из этого, по существу случайного, факта нормативный принцип церковного права, будто бы традиционного, права папы утверждать своим согласием и подписью самый авторитет вселенских соборов, т.е. быть суперарбитрами над вселенскими соборами. Между тем данное «утверждение» в первую очередь означало только подтверждение правильности действий легатов папы. Папа задним числом дублировал их акт согласия с постановлением собора и подписи под ним. Такой же акт «утверждения» и подписи post factura давали и все другие епископы, как бы малы и провинциальны ни были их кафедры, если на соборе фактически присутствовали и голосовали их заместители — пресвитеры и архимандриты. Ни амастридскому, ни иконийскому, ни апамейскому и т.д. епископу и на ум не приходило возомнить в минуту утвердительной подписи под докладом своих заместителей, что этим он превозносится на высоту суперарбитра над вселенскими соборами. Но римское самоощущение было совершенно иным. И практика как будто вполне оправдывала его. Так повелось с I Никейского собора, что папы освобождали себя от кипения в котле соборных страстей путем посылки своих заместителей. Им искренно был чужд еретический азарт Востока, и на соборы они смотрели несколько сверху вниз. Восток, как всегда, не понимал Запада, не интересовался им и не подозревал, что там растет и развивается иная экклезиологическая мистика: из простого технического факта римский дух уже заключал об особом, превосходящем положении пап по отношению к вселенским соборам. A Восток, ничего этого не подозревая, продолжал бессознательно подписываться под всеми почетными формулами, какие ему предлагал Рим. Когда в IX в. Востоку пришлось платить по этим векселям, a он стал отказываться, то в глазах Запада он оказался нечестным отступником. И это глубокое непонимание Западом поведения Востока трагически длится до сего дня. — 234 —
|