- Или на Колыму, - подхватил Гоблин. - Не надо никуда писать. Он сам приедет. Вот увидите. Как-то неожиданно мама стихла. Елена долгим взглядом смотрела на дочь, будто увидев в ней то, о чем раньше и не подозревала. Потом махнула рукой, еле слышно обратясь к Рогозиным: - Пойдемте. Вырастила я дочь. Собственная блажь дороже матери... - Как это – пойдемте? - возмутился Гоблин. - От горшка два вершка, а уже старшим перечит. И вообще, нечего ее уговаривать. Два часа на сборы - и дело с концом. А Маша, словно не слыша его слов, закричала вослед Елене: - А тебе, мама, паршивая Германия дороже собственной дочери. Мать не успела ответить. Кто-то постучал в дверь. 4. Вот и знакомая лестница. Сначала три ступеньки до дверей первого этажа, затем восемь и еще девять. Итого двадцать... Чтобы немного успокоиться, считаю их вслух. Одна, вторая... пятая. Забавно, столько ждал этой минуты, а вот иду и не знаю, что буду говорить. Седьмая, восьмая... двенадцатая. А сердечко и впрямь ни к черту: уже на второй этаж без одышки не поднимаюсь... Восемнадцать, девятнадцать, двадцать. Вот наконец и дверь, которую я видел даже во сне. На какое-то мгновенье появилась малодушная мыслишка: утро вечера мудренее, завтра сходи к общим знакомым, узнай, что да как, а потом уже и придешь сюда. Мысль была разумной, впрочем, этим отличаются все малодушные мысли. И я постучал. За дверью раздались тяжелые неторопливые шаги... Она распахивается - и я вижу высокого грузного человека. Взгляд у него тяжелый, давящий. Им человек «просверливает» меня с ног до головы. Так я и знал. Только вот с тапочками не угадал: видно, ему мой размер маловат оказался. - Что надо? Емок наш «великий и могучий»: всего два слова, причем ни одного грубого, а произнес человек: «Что надо?» - и ты, как сверчок, уже знаешь свое место, тем более когда вместо «что» на самом деле звучит «чё». Во мне закипает злость. В глубине души понимаю, что вызвана она даже не словами, а самим фактом появления незнакомого мужчины на пороге моей квартиры, но все равно не сдерживаюсь: - Шоколада. А еще Елену Александровну Корнилову. Вы меня очень обяжете, если позовете ее. Мужчина, напоминавший своим видом Гоблина из книги Толкиена, еще не успел мне ответить, как за его спиной я увидел вышедшую в прихожую белокурую девчушку с васильковыми глазами. Наши взгляды встретились. - Машенька? - Папа, приехал! - И вот она уже мчится ко мне, проскочив под рукой мужчины, державшего дверь. Я не успел снять рюкзак, а дочь уже повисла на моей шее. - Я же мокрый весь, мокрый, - только и удалось мне произнести в тот момент. — 4 —
|