|
«Житие Сергия Радонежского» ни о какой седине не говорит. В церковнославянском тексте Жития и в самом деле преп. Сергий предупреждает Михея: "Посещение чюдно и ужасно" идет к нам. Но церковнославянский язык - это не русский язык. Сходство слов может быть обманчивым. Как правило, церковнославянские слова по своему смыслу объемнее нынешних русских (просто в силу большего лексического богатства русского языка). В нем "Оужасный - изумительный, возбуждающий трепетное изумление, трепетный, трепещущий, удивленный, изумленный, объятый ужасом"[520]. Страх Сергия - это радостный страх. Так человек боится впервые взять на руки младенчика, боясь уронить эту хрупкую драгоценность. Вот это и есть страх христианина перед Святыней. От такого страха не седеют… Тут мы выходим на очень значимую тему сопоставления тех чувств, что испытывала Елена Ивановна в своих мистических опытах (боль, боль и еще раз боль - причем вполне физическая) с тем чувством радости и даже забвения о теле («не знаю - в теле или вне тела», - пишет ап. Павел), которое бывает у христианских святых. Скорее всего, Елена Ивановна тут ничего не придумала. Ее слова об ужасе преп. Сергия есть форма автобиографии. Свои кошмары («священные боли»[521], "воспаления центров"[ggggggg] и т.п.), этот свой опыт стигматизации[hhhhhhh], нескончаемых болей, которые причиняли ей вводимые в нее "космические энергии" она перенесла на христианского святого[iiiiiii]. По ее мнению Сергий поседел от боли и муки - ибо не был "энергетически" готов к такому "контакту". Итак, психологический портрет мистических переживаний теософско-оккультного характера таков: раннее самовозбуждение мистических переживаний, смешение мистики и эротики, а затем – ощущение боли и одиночества. Если оставаться в рамках светского религиоведения, то нельзя не заметить определенную логическую связь между активно проводимой сублимацией, то есть тратой сексуальной энергии на мистические переживания - и «замиранием» нормальной сексуальной жизни и следующей за этим утратой вкуса к жизни (по крайней мере – жизни в теле) вообще. Однажды Елена Рерих сказала: “Не следует считать труд Сент-Ив Д’Алвейдера “Агарта” замечательным и правдивым рекордом. В действительности, он посещал Агарту своего собственного воображения и нагромождений тонкого мира”[522]. Однако, она не предложила никаких методов, с помощью которых можно было бы доказать, что она-то избежала этой ошибки, и ее собственные путешествия происходили не в мире «своего собственного воображения», а в объективно-общезначимой действительности. — 129 —
|