|
1. Слово «просвещение» означало когда-то проникновение в душу света Христовой истины. Но вот в XVIII веке во Франции этот смысл был подменён противоположным, и «просвещение» стало означать пропаганду атеизма. Взятый в этом новом значении термин приобрёл такую важность, что весь предреволюционный период получил название эпохи Просвещения. Результатом этой языковой провокации стал якобинский террор, сотни тысяч отсечённых на гильотине голов и воцарение буржуазного образа жизни, основанного на культе материального богатства. 2. Слово «самодержавие» понималось на Руси как самостоятельное правление русского царя, не являющегося данником или вассалом царя иноземного. Первым нашим самодержцем стал сбросивший в 1480 году татаро-монгольское иго Иван Третий. Это была для нашего народа великая радость. Но в XIX веке, опять же в предреволюционный период, только уже наш, а не французский, людям искусно навязали совсем другое значение слова «самодержавие»: используя его ассоциативную по звучанию близость со словом «самоуправство», приучили понимать его как тиранию. Лозунг «Долой самодержавие!» и расчистил большевикам дорогу к власти. 3. Слово «прелесть» было одним из самых страшных слов на Руси. Не дай Бог впасть в прелесть – это значит быть обманутым сатаной и погибнуть! Но вот настал XIX век, и всё изменилось. Почитайте Пушкина, Жуковского и других поэтов и писателей того времени и их преемников, и вы только и будете встречать фразы вроде «чистейшей прелести чистейший образец» (Пушкин), «какая прелесть эта Наташа» (Толстой). Целенаправленная лингвистическая провокация приучила думать, что прелесть, то есть бесовский соблазн, – это хорошо. 4. Такую же трансформацию претерпело слово «одержимый». Хуже того, чтобы стать одержимым, христианин не мог себе ничего представить, ибо одержимым можно быть только бесами. А теперь не редкость услышать в рассказе по телевидению или по радио о каком-нибудь художнике или скульпторе такую характеристику его натуры: «он одержимый», и она подаётся и воспринимается как положительная. Запоминайте, господа, одержимым быть замечательно! Думается, после этих примеров ситуация заметно проясняется, и гадать, из какой инстанции приходят такого рода лингвистические провокации, не приходится. Тут достаточно поставить вопрос: кому они выгодны? Кому были выгодны революции с их массовым человекоубийством? Кому было выгодно свержение монархов, этих последних «удерживающих», стоявших на пути наступающего безбожия? И главное, кому было выгодно притуплять бдительность людей по отношению к нападениям дьявола? Конечно, только самому дьяволу, и больше никому. — 65 —
|