Подвиг богопознания

Представь себе молодую девушку, мечтающую о женихе и браке. В своих мечтах она рисует образ жениха благородного, красивого, умного, героя. С бьющимся сердцем, с восторженными глазами она воображает и брак, и сладость поцелуя. И сладки ей эти мечты… В то же время другая, подобная ей, девушка действительно вступила в брак с прекрасным женихом. И она в свое время жила мечтами. Первая в свои бессонные ночи новой жизни, конечно, не породит, но ее мечтательные переживания все же будут как-то похожи на переживания действительного брака второй. Таковым теперь мне представляется различие пантеистической мистики от христианской жизни в Боге.

С большой любовью о Христе

Софроний иеромонах

Письмо 29. Крест Христа

О связи между личным и общечеловеческим бытием. Крест Христа — твердыня против всех помышлений

Афон («Св. Троица»),

21 ноября (4 декабря) 1945 г.[358]

Дорогой о Господе Давид!

Что ты очень занят и не имеешь возможности писать, вполне тому верю, потому что, во-первых, вообще тебе верю, а во — вторых, и сам я ???????????[359], сам я перегружен, и если не работой, так как то, что делаю, не могу назвать работой, то заботой — исповедью, ради которой оставляю все прочее.

Пребываю иногда в напряженной борьбе, а иногда провожу по многу времени пораженный внутренним духовным параличом, природу которого не могу понять, то есть: является ли он следствием полного изнурения души и тела или, что хуже, греха, потери благодати, богооставленности?

До последней ясности сознаю, что мое духовное бытие неразрывно связано с духовным бытием мира, человека вообще, человечества. Иногда любовь к Богу отрывает от мира, хочу забыть мир в умном созерцании Божества Христова, а иногда любовь к человеку, — страдание с ним толкает на безумный спор с Богом.

Крест Сына Божия и Бога — разрешение и предел всякой борьбы этого вида. Крест Христа — это та твердыня, о которую разбиваются в прах все волны помышлений. Христос, распятый по любви к миру за грехи мира, — моя последняя любовь, последнее восхождение ума моего, последнее дерзание сердца моего, мой единственный истинный Бог.

В своем кажущемся уединении в пустыне за время войны много ужасов пережил я душевно, — и сердце мое изнемогло.

Ты можешь быть вполне уверенным, совершенно уверенным, что я тебя не забуду и не переменюсь в своем отношении к тебе никогда, Богу содействующу. И это не потому, чтобы я имел идею ответственности за тебя, нет, так как принимаю положение святых отцов о пределах и условиях духовной ответственности, условиях, которых в нашем случае нет, а потому, что бывают события, которых нельзя изгладить из своего бытия, ибо являются существенной частию этого бытия.