|
Таким образом, если Новозаветное Откровение для нас что-то значит, мы должны считать совершенно бессмысленными разговоры о том, хороший Сталин или плохой и правильно или неправильно делал он то-то и то-то. Если всякая власть от Бога, то такая власть тем более – ведь после победы над Гитлером Сталин, подобно Александру Благословенному, победившему Наполеона, стал «властелином полумира». А на рубеже двадцатых и тридцатых годов XX века он становился полновластным хозяином в Советском Союзе, и любое его решение обретало историческое значение. От того, куда он повернёт руль, зависело теперь будущее страны. И вопрос о связи партии с народом упраздняется, и на его место встаёт вопрос о связи с народом товарища Сталина. Эта связь у него была, несомненно, гораздо более сильной, чем у «ленинской гвардии», состоявшей главным образом из представителей культурно-исторических типов, чуждых нашему. Он правильно уловил один из аспектов тех упований, которые народ всё ещё возлагал в то время на власть, и откликнулся на него. Народ верил, что жертвы, принесённые им в период революции и Гражданской войны, были не напрасны, и, более того, готов был приносить и новые жертвы, и совершать новые героические усилия, чтобы великая цель, путь к которой открыла революция, была достигнута. И очень нуждался в слове, которое направляло бы его к этой цели. Таким обожествляемым им словом продолжало быть слово лже-Христа Маркса, но не могли же массы окормляться им только по книгам – им было необходимо слышать его живое звучание, и озвучивать его должен был человек, обладающий высоким авторитетом. Короче говоря, народу нужны были не вожди, а вождь, который, в полном соответствии с этимологией этого слова, будет вести свой народ. И, повинуясь этому не осознанному до конца даже самим народом и передавшемуся ему как бы телепатически запросу, Сталин сделался таким вождём. И Бог содействовал ему в этом, открывая перед ним зелёную улицу: сперва послал Зиновьева и Каменева, чтобы свалить Троцкого, потом Бухарина, чтобы свалить Зиновьева и Каменева, потом Кирова, чтобы свалить Бухарина, и, наконец, Николаева, который застрелил стремительно набиравшего популярность Кирова. Став столь необходимым народу вождём, Сталин должен был решить, куда его вести. И тут второй раз проявилась его способность схватывать на лету национальные чаяния. Он понял, что русские уже не ждут мировой революции и хотят устраивать свою собственную жизнь. Но отказаться от светлого будущего было абсолютно невозможно – ведь только ради него и делалась революция. Одно положение марксизма приходило в противоречие с другим. Сталин верно решил, что догмат о социалистическом рае важнее догмата о мировой революции, и пошёл на беспрецедентно смелый шаг: провозгласил возможность построения социализма в одной, отдельно взятой стране, Маркс перевернулся бы в гробу, узнав, что Россия собирается идти к коммунизму в одиночку в капиталистическом окружении, возмутились бы этим и «старые большевики», хранившие как зеницу ока чистоту единственно верного учения, но поведение Маркса в его могиле Сталина уже не интересовало, а старых большевиков он почти всех уничтожил. Что же касается народа, то он принял это отступление от теории совершенно спокойно (поскольку недостаточно хорошо её знал) и даже с одобрением, ибо построение сильного национального государства отвечало его желаниям и импонировало его патриотическому чувству. — 53 —
|