Быть русскими - наша судьба

Взаимная ненависть сторон, сражающихся в гражданской войне, делает эту войну беспощадной и зверской. Самые изощрённые формы мучительства становятся нормой; считая друг друга нелюдями, каждая из сторон сама теряет человеческий облик. Жизнь всего народа становится настоящим адом, и в этом адском огне сгорают все первоначальные планы и намерения, никто уже не помнит, из-за чего этот кошмар начался, все мечтают только о том, чтобы он хоть как-то кончился. Какие же в этих условиях могут быть победители?

Не было их и в нашей Гражданской войне. Красные вели её ради уничтожения капитализма и утверждения социализма. Но как только она кончилась – формально их победой – они сами же отменили социализм – ввели НЭП.

Глава 8

Двадцатые: жизнь забила ключом

Из своей Великой Революции, продолжением которой, а может быть, и её главной фазой была Гражданская война, Россия вышла туда, куда не ожидал никто. В нашей революции, как в высокотемпературной кремационной камере, обратились в прах все предсказания, предчувствия, предвидения и пророчества. Это – ещё одно подтверждение тому, что по реке истории мы плывём не на байдарке, а на обычной лодке с уключинами: двигаясь спиной вперёд, мы видим всё, мимо чего проплыли, а то, что откроется нам даже через секунду, остаётся скрытым от нашего взора.

Крупно просчитались все – и большевики, и народная масса, поверившая им и пошедшая за ними с бодрой песней «Мы на злобу всем буржуям мировой пожар раздуем». Пожар не разгорелся, Октябрь мировую революцию не воспламенил. Да и в самой России вместо коммуны утверждало себя нечто совсем противоположное – частные торговцы и поднимающие голову дельцы и предприниматели. Единственным утешением советской власти было то, что в её руках действительно была власть, и это был тот короткий исторический период, когда эта власть, хотя бы отчасти, действительно была советской, то есть Советы депутатов трудящихся что-то в ней значили. Потом название сохранится, но оно уже не будет соответствовать содержанию. А чем же мог утешиться народ? Конечно, той передышкой, которую власть вынуждена была ему предоставить. Почти умерший в двух войнах, интервенции и голоде, он вдруг воскрес и начинал своё существование с чистого листа, ещё не зная, что туда вписывать. Инстинкт подсказывал ему: надо приводить в порядок свой развороченный муравейник, восстанавливать хозяйство. Но большевики боялись, что если дать народу делать это, как получится, Россия вернётся к дореволюционному укладу, тем более что они сами шагнули назад, введя НЭП. Перечитав ещё раз Маркса, они укрепились в убеждении, что величайшей силой в стране победившей социалистической революции является сознательность пролетариата, и сделали на неё ставку, мобилизовав все имеющиеся в её распоряжении средства агитации и пропаганды. Нельзя было дать населению забыть, что НЭП – лишь тактическая хитрость, а стратегической целью по-прежнему остаётся высшая фаза социализма, так что «наш паровоз, вперёд лети, в коммуне остановка». Временно разрешив включиться в восстановление материального производства частному сектору, партия оставалась верной центральной задаче, указанной классиками марксизма, и, как заклинание, оглашала её при каждом пении «Интернационала» на своих собраниях: «Мы наш, мы новый мир построим». Именно эту цель ставили перед собой большевики, совершая Октябрьскую революцию, и теперь, когда революция победила, ничто не мешало двинуться к этой цели ускоренными темпами. Но как создавать новый мир и нового человека? Разумеется, по рецептам единственно верного учения, которое предсказывало, что, когда трудящиеся массы сбросят иго эксплуататоров, их творческие силы станут беспредельными, и на эти-то силы и должны опираться вожди трудящихся, не сковывая их мелочными указаниями и начальственными окриками, а лишь направляя в нужное русло повышением политической грамотности. Как образно разъяснил товарищ Сталин, партия – это древнегреческий Антей, обретавший силы, прикасаясь к матери-земле: непобедимой делает её прикосновение к рабочему классу.