|
Что касается обусловленности, – я думаю, смерть нам предстает по-разному в зависимости от возраста и положения. Мне кажется, что обычно мы начинаем задумываться о смерти несколько запоздало. Мы думаем о ней, когда она начинает разрушать наше тело, когда нас настигает старость или болезнь, когда мы начинаем рассыпаться, когда угасает в нас жизненная сила. Тогда мы задумываемся о смерти – и думаем о ней ложно. Чувствуя в себе силы распада, мы думаем, будто смерть – не что иное, как последний этап этого распада, ничего больше. Разумеется, наше тело будет разлагаться и обратится в прах. Но смерть несет не только распад. Часто можно видеть, что по мере того, как слабеет тело, внутренняя жизнь , настоящая жизнь нарастает до такой степени, какой человек не знал раньше. Когда мы молоды, мы не думаем о смерти, потому что она нам чужда, – разве что она отняла у нас близких, родителей. Но в других отношениях она нам не чужда; и вот тогда-то и нужно думать о смерти, потому что тогда мы можем рассматривать ее самые различные аспекты. Я уже много распространялся на эту тему, но сказал гораздо меньше, чем надо бы. Страх смерти охватывает нас в первую очередь изнутри. Страх поддерживается обществом, – не потому, что оно хочет , чтобы мы боялись смерти, а именно из-за нашего нелепого к ней подхода. Долгое время смерть окружали всякой жутью. Не знаю, существует ли это еще, но вспомните "похороны по первому разряду" – черные драпировки и т. п.; и все это здесь, во Франции. Смерть окружали мрачной атрибутикой – и не только общество в целом, но и Церковь. В этом смысле ответственность лежит и на религии. Смерти надо вернуть ее значение рождения в вечную жизнь. В Православной Церкви похороны совершаются не в черных, а в цветных облачениях, потому что в действительности тут – радость. Мы стоим на отпевании с возженными свечами; служба подобна воскресной утрени и т. д. Нам следует вернуться к такому отношению. Разумеется, в измельчавшем обществе, где окружающие гроб видят в нем только разрушение, – это невозможно. Мне кажется, однако, что обусловленность лишь развивается на основе уже наличествующего страха. Мне некогда распространяться о подоплеке этого страха, но она совершенно основоположна: смерти не должно быть, и все живое реагирует на смерть одним: "НЕТ!" - Почему у Серафима Саровского в келье был гроб? Откуда такая как будто нездоровая черта у человека, который так сиял светом? Почему подвижник призван все время смотреть в лицо смерти? Как смерть может стать другом, сестрой, почему она должна стать близкой? — 119 —
|