|
(3) См обзоры в сборнике The Grace, изданном Богосл. Комиссией Лозаннской конференции. 318 ем и предельной целью, должны стать предметом богословского (точнее, софиологического) уразумения. Учение о благодати в системе догматического богословия вообще занимает странное место. Сначала излагается теология, христология и пневматология, даже экклезиология и учение о таинствах. А затем, как будто сызнова, от пустого места, появляется учение о благодати, сверх всего этого, к этому не приуроченное или во всяком случае с ним не приведенное в связь, как будто благодать вообще существует помимо всего вышеназванного. И в особенности невыясненным оказывается соотношение между учением о таинствах, как установленном сообщении определенных благодатных даров, и о благодати вообще, существующей как бы независимо и помимо этих даров. Если между тою и другою областью и существует какая то связь, то эта связь остается настолько неуловимой, что даже не поддается точному определению. Можно только сказать, что благодать вообще есть как бы предусловие отдельных благодатных актов, каковыми являются таинства. Последние же суть частное по отношению к общему, и тем самым значение таинств, как нормальных, но не единственных путей облагодатствования, ограничивается, уже теряет свою единственность и исключительность, которые им фактически усвояются в богословии. Благодать, если и может быть определена в терминах таинств, есть таинство таинств, тайнодействие самой Церкви, как Богочеловечества, Тела Христова, в котором живет Св. Дух. Но это «таинство» sui generis не имеет для себя ни видимых признаков, ни особых совершителей, оно есть путь богообщения, в котором разные таинства суть лишь отдельные точки или эпизоды. Дух дышит, где хочет, и как ему угодно. Благодать относится поэтому не к церкви институционной, но к церкви мистической. Поэтому учение о благодати не вмещается в учение о Церкви, как внешнем, каноническом установлении. На самом пороге учения о благодати нас встречает довольно неожиданное различение благодати «естественной» и «сверхъестественной», причем это основное и принципиальное, для самого понятия благодати наиболее существенное, различение обычно обходится, как ясное и само собою разумеющееся, между тем, как здесь именно и заключается самая постановка проблемы (1). Нетрудно (1) В зап. богословии критерием является идея debitum naturae, т. e того, что свойственно природе как таковой по сотворению, а то, что превышает это, относится к благодати (см, напр., Роhlе, Lehrbuch der Dogmatik, t II, 298), как «das specifische Prinzip des absolut ?bernat?rlichen in der Creatur» (Scheeben: Handbuch der Kathol.Dogmatik, II, 230). — 288 —
|