Икона Слава грузинской православной церкви

Наступил мир, как день после долгой ночи, но само солнце ужаснулось, увидев страну обезлюдевшей и разоренной, как поле, с которого поднялись тучи саранчи. Царь Арчил дал народу то, что мог – свое сердце и остатки царских сокровищ, и взял то, что дал ему народ – чашу, наполненную слезами. В годы мира царь Арчил поднял страну из руин и собрал народы под сенью Столпа и Хитона Господня. Когда возводились стены разрушенных городов, рядом с каменщиками-мастерами лежали щиты и копья на случай военных тревог, а крестьянин, выходя в поле, брал с собой не только серп, но и меч.

Подвиг жизни царя близился к концу, как солнце склоняется к закату. Эмир Асум вызвал его в свой стан и там потребовал отречься от Христа. Царя уговаривали сделать лишь вид, что он принимает ислам, оставаясь при этом в душе христианином. Но царь поступил, как старец Елеазар, вдохновивший своей мученической смертью братьев Маккавеев на подвиг. Он отказался купить себе жизнь за 30 сребренников Иуды – ценой отступничества и вероломства – и склонил свою голову, убеленную сединой, под меч палача, как во время второго коронования. Его жизнь была достойна мученической смерти, а смерть – праведной жизни. Казнь мученика – это «Символ веры», написанный кровью. И живым, и мертвым царь Арчил был и остался примером для народа[13].

В VIII веке арабский Халифат, как огромное пятно, расползся по карте мира. По своим размерам он превзошел Римскую империю времен ее великих цезарей: счастливого Августа и победоносного Траяна. Западные берега Халифата омывали свинцовые волны Атлантики, восточные границы проходили через покрытые пальмами острова Индийского океана и достигали Великой стены Китая; на юге он сливался с пустыней Сахарой, где среди песков, вздыбленных, как волны моря, границу определяют по звездам; на севере – врезался, как кривой клинок сабли, в землю хазар и скифов.

Здесь, в стране скифов и хазар, арабы то одерживали блистательные победы, то терпели неожиданные поражения и тогда откатывались назад через Дербендские ворота – так меч скрывается в ножнах до новой битвы. Багдад – столица Халифата – стал одним из самых великолепных городов мира: по своей сказочной роскоши и пленительной красоте он превзошел города Индии. Если средневековые алхимики тщетно пытались найти способ превращать металлы в золото, то арабские халифы умели превращать в золото кровь покоренных народов, а из камней разрушенных городов и храмов возводить стройные, как изваяния, дворцы.

В то время прославился мученическим подвигом аравийский юноша Або[14], родом из Багдада. Он приехал в Грузию в свите картлийского правителя Нерсеса. Страна находилась под властью мусульман, как Иудея времен Апостолов под властью Рима. В крепостях Тбилиси стоял арабский гарнизон. Рядом с храмами высились мечети и минареты; недалеко от Сионского собора находился дворец эмира, который мог свергать и назначать, судить и ссылать грузинских эриставов[15]. Христиане были обложены тяжелой данью, словно выкупом за право жить. Многие из князей и вельмож принимали ислам, чтобы получить высокие должности в Халифате, а простой народ – чтобы защитить себя от поборов, насилия и произвола: жители Тбилиси, принявшие ислам, пользовались теми же правами, что и арабы. И в это самое время арабский юноша Або принял христианство, что сулило ему только одну награду – мученичество за Христа. Он принял крещение в Хазарии, затем удалился в горы Абхазии для уединенной молитвы и, укрепившись благодатию Божией в пустынном безмолвии и посте, как воин, надевший доспехи и приготовившийся к битве, вернулся в Тбилиси, чтобы проповедовать Евангелие своим соплеменникам-арабам.