|
Вполне естественно, что для сбора и обработки такого огромного объема информации налоговые службы обратились к компьютерам. Но тут выяснилось, что наши обычные обозначения и имена малопригодны для компьютерной обработки. Если на обычном предприятии было три-четыре однофамильца и практически не было полных тезок (по фамилии, имени и отчеству), то в масштабах страны таких совпадений стало слишком много. Кроме того компьютер, в отличие от человека, не мог разобраться с нашими привычными «допусками». В одном документе человек значится под именем Наталья, в другом – Наталия (а уж когда речь идет о транскрипции кириллицей тюркских или кавказских имен – тут вариантов возникало еще больше). Родной и живой бухгалтер мог догадаться, что оба документа принадлежат одному лицу. Компьютер же ни за что их не отождествит. А вот набор цифр он с другим таким же набором не спутает. Как сказал однажды Патриарх Алексий II – «что ж поделаешь, если компьютер – такая тупая машина, что не может запомнить наши имена». Итак, независимо от отношения к религии вообще и к Апокалипсису в частности, государству удобнее при машинной обработке данных о наших доходах и расходах обозначать нас цифрами. «Номер налогоплательщика» – название условное. Речь идет не только о сборе налогов, но и об их расходовании. «Почему номер навязывают младенцам, пенсионерам и монахам, не являющимся налогоплательщиками?» - принято недоумевать по ходу протестов против «нумерации»[151]. Да, эти люди ничего не платят государству. Но тем не менее государство платит им: родители получают детские пособия, пенсионеры – пенсию (и даже монахи, достигнув определенного возраста, будут получать госпенсию, которую они вправе затем отдавать на нужды своей обители[152]). В общем – государству удобнее работать с наборами чисел, обозначающими соприкосновения реальных людей с деньгами (в конце концов, речь идет о деньгах – реальности не менее «виртуальной», чем «компьютерные номера»; бумажка, на которой написано «сто рублей» сама по себе такой ценности не имеет и только мы в своем сознании наделяем ее столь весомой значимостью). Но госорганы, проводившие столь целесообразную с их точки зрения реформу, не задумались над тем, как эта реформа будет смотреться, если на нее посмотреть другими глазами. То, что удобно государству, не всегда удобно людям. Для налоговой службы оказалось неожиданным то, что их действия были помещены в религиозный контекст (сами эту свою реформу с религией не соотносили). И эту их растерянность нам нужно учесть, чтобы в дискуссии не оскорблять людей обвинениями в заведомом кощунстве. — 72 —
|