Напомню, что в моей книге было ясно сказано, что Пришествие Христа происходит уже за рамками собственно человеческой истории. Восемь “дней” составляют круг времени. Первые шесть “дней” – это “дни”, когда действовал Бог, создавая мироздание. Седьмой “день” – это “день” человеческой истории от первых действий Адама до последних действий людей. Это “день” нашей активности и нашей ответственности, и потому о нем говорится, что Бог “почил... от всех дел Своих” (Быт. 2,2). Восьмой “день” – “день невечерний”, “день”, который возвращается в вечность и преодолевает временность. “Времени уже не будет” (Откр. 10,6). В “восьмой день”, когда тварь вернется в лоно Вечности (не растворившись в Боге, но усвоив себе Его Вечность, Его неразрушимость), будет создан Новый Иерусалим. Создан не людьми, а Богом: он нисходит “с неба” (Откр. 21,10), а не строится от земли. “И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет… И сказал Сидящий на престоле: се, творю все новое” (Откр. 21,1, 5). Это – День и Град, в которые нас вводят, которые нам даруют. Но тот отрезок времени, что был вверен нам, мы, к сожалению, успеем совершенно изгадить. Не тогда Иерусалим сойдет с небес, когда люди духовно усовершатся, а тогда, когда они окончательно обгадятся. Это печальное пророчество не является все же последним и окончательно пессимистическим. Дело в том, что мы все же не одиноки в Бытии. Кроме людей, претендующих быть оккультными человекобогами, есть еще Бог, ставший Богочеловеком. Помните? “...Все хорошо. – Все? – Все. Человек несчастлив потому, что не знает, что он счастлив; только потому. Это всё, всё! Кто узнает, тотчас сейчас станет счастлив, сию минуту. Эта свекровь умрет, а девочка останется – все хорошо. Я вдруг открыл. – А кто с голоду умрет, а кто обидит и обесчестит девочку – это хорошо? – Хорошо. И кто размозжит голову за ребенка, и то хорошо; и кто не размозжит, и то хорошо. Все хорошо, все. Если б они знали, что им хорошо, то им было бы хорошо, но пока они не знают, что им хорошо, то им будет нехорошо. Вот вся мысль, вся, больше нет никакой! – Когда же вы узнали, что вы так счастливы? – На прошлой неделе во вторник, нет, в среду, потому что уже была среда, ночью. – По какому же поводу? – Не помню,так; ходил по комнате... все равно... Я часы остановил, было тридцать семь минут третьего. – В эмблему того, что время должно остановиться? Кириллов промолчал. – Они нехороши, – начал он вдруг опять, – потому что не знают, что они хороши. Когда узнают, то не будут насиловать девочку. Надо им узнать, что они хороши, и все тот час же станут хороши, все до единого. — 325 —
|