|
б) Братия! Не будем осмеивать эту черту человеческой природы, но, размыслив, лучше пожалеем о ней. В этом глухом недовольстве, преследующем повсюду человека, омрачающем его радости и губящем его счастье, мы должны признать в конце концов яркое доказательство высоты его назначения. Вы думали, что человек мог быть счастлив на земле, и что счастье заключается в этих желаемых им радостях. Нет! Нам отвечает на это вековая опытность и ваша собственная. Нет! Счастье не в этом. Почему же так? Потому что наша душа сотворена для Бога и лишь одно бесконечное может ее удовлетворить. «О, Боже! – восклицал некогда блаженный Августин, Ты создал нас для Себя; вот почему наше сердце мятежно, пока не успокоится в Тебе!» Вы находите безумным того счастливца на земле, который, попирая ногами все радости, ищет новых, невозможных, вы обвиняете того человека, который, будучи в состоянии наслаждаться всем, отдается опьянению страстей, стремление к которым поглощает все его радости, подобно жаровне, истребляющей сухие листья. Узнайте же, однако, в этих заблуждениях тайную жажду, мучащую человеческую душу, и, по необъятности ее желаний, измерьте величие того, что единственно способно удовлетворить ее навсегда. В ту огромную пустоту сердца, где отсутствует Бог, вы напрасно бросали бы блага земные: успех, славу, привязанности, одним словом – все, что видимо, все, что любят, все, чему завидуют… Пучина останется отверстой, и, что бы вы туда ни бросали, вы не уменьшите ее… Этому сердцу требуется более, чем земное благополучие, более, чем даже сам мир: наполнить его могла бы лишь одна любовь Божия. в) Как бы то ни было, православные христиане, неблагодарность к Богу, к сожалению, весьма часто встречается среди христиан. Странно, что в этой душе, прощенной, освященной, наполненной любовью Божией и ангельскою радостью, вы видите, как поселяется неблагодарность, подобно холодной змее. Кто же открыл ей доступ? Наше ли природное непостоянство, или то ужасающее легкомыслие, с которым мы забываем наши самые живые и серьезные впечатления? Нет, здесь требуется проследить за одной из печальных сторон нашего сердца. Это сердце неблагодарно, потому что всякое обязательство тяготит его, даже любовь Божия… Да, в нас скрывается остаток гордой независимости, не желающей принять иго Божие; мы как бы чувствуем, что Его благодеяния нас связывают, а мы не хотим быть связанными; при свете искупления мы чувствуем преступность нашего себялюбия. Не трудно всякому видеть следы неблагодарности в той беспечности, поистине животной, с которой христианин, привыкает быть предметом любви Божией, взирая на свое положение, как на вполне естественное. Мы ее находим в сухой и оскорбительной манере, с которой он говорит о самом трогательном и священном деле искупления, которого он был предметом. Мы находим ее в роптаниях, вырывающихся у него, как только рука Божия отказывает ему в одном из тех благословений, к которым он так быстро приучается. Увы! В этой священной душе мы находим древнего человека, древние презрения, древнюю бесчувственность. Вот почему также, братия, Бог нас опечаливает, призывая каждого из нас пройти в свой черед через горнило бедствий и продолжая таким образом то божественное воспитание, которого одно прощение не довершило бы; вот почему Бог нас посещает несчастиями, потому что в скорби в особенности мы умеем различать Его присутствие. И, действительно, постарайтесь заметить это – только в ту минуту, когда, Бог нас поражает, мы сознаем, что до этого времени Он щадил нас. В Его гневе проявляется Его любовь; справедливый Бог открывает благого Бога, и под ударами Его правосудия мы понимает впервые безграничность Его милосердия! (См. «Беседы» Берсье). — 144 —
|