Повеет на человека тем Духом Утешителем, Который изменяет его настроение и налаживает расстроенные струны, и душа вдруг начинает припоминать всю благость и помощь: "все милости днем, все песни ночью" (Пс. 41, 9) и кончает твердо, убежденно: "Уповай на Бога, ибо я буду еще славить Его, Спасителя моего, и Бога моего". Душа унывающая, подымись над бездной забот и огорчений твоих, смотри без страха на те волны, которые иной раз подымаются вокруг тебя, помни, что через них проложен тебе путь и что над ними светят тебе "свет и истина Его", которые ведут и приведут тебя "на святую гору Его, и в обители Его" (Пс. 42, 3). Учись славить, и утихнет жалоба. Уповай, и исчезнет уныние. 17 МаяВ братолюбии любовь (2 Пет. 1, 7) Христианство есть выражение всеобщей, всемирной любви. Оно учит нас любить и благотворить не одним нашим близким, а всему человечеству; любить тех даже, с которыми мы ни в чем не сходимся, любить ненавидящих нас. Христианская любовь не похожа ни на какую другую любовь. Любовь человеческая простирается на людей, которые привлекают нас высокими качествами, но любовь Христова идет искать и спасти погибшего, она следит издали за блудным сыном и идет к нему навстречу, она отыскивает прокаженных, она призывает всех отверженных. Дивная любовь Христа! Озари и меня Твоими лучами! В моей грешной земной любви есть еще столько себялюбия. Я часто, думая любить других, ищу в этой любви только себя; но я жажду другой любви, я бы хотел обнять моей любовью недостойных, погибших, павших братьев, тех, от которых все отвернулись. В Тебе одном могу я найти эту любовь. Вдохни в меня Твой Дух Животворящий, осени меня славою Твоего Креста, которая поможет мне носить на себе чужое бремя; наложи на меня Твое иго, которое будет мне легко, потому что оно уничтожит во мне всякое себялюбие; расширь пределы моей любви, чтобы я мог понять всю глубину любви Твоей и назвать все человечество моими братьями. 18 МаяБлаженны алчущие и жаждущие правды (Мф. 5, 6) Знаменитый ваятель Торвальдсен работал долго над статуей Христа — но говорят, что, когда он ее окончил, им овладела глубокая грусть. На вопрос о причине этой грусти он отвечал: "Я первый раз в жизни удовлетворен моим произведением; до сих пор моя мечта далеко превышала все то, что я мог исполнить, теперь же, когда мне кажется, что я достиг высшего идеала, мне больше нечего ожидать, не к чему стремиться". Удовлетворившись своим произведением, достигнув своей цели, он как будто сразу ослабел и потерял энергию и радость в дальнейшем творчестве. Не соглашаясь с мыслью великого художника о достижимости того идеала, который представляет для нас облик Спасителя, мы не можем не согласиться с глубиной и верностью высказанной им мысли. Если бы чувства наши, потребности и стремления могли быть чем-либо удовлетворены навсегда здесь, на земле, то для нас настало бы усыпление и нравственный рост души нашей должен был бы прекратиться. — 85 —
|