|
Что значит слово утешитель по-славянски? Это, с одной стороны, тот, который утешает — в нашем русском смысле этого слова, который снимает с нашего сердца горе или облегчает его, не оскорбляя нас, не унижая, не стараясь отвлечь наше внимание от истинного горя нереальным утешением, а приходя к нам, усугубляя наше сознание любви ко Христу, но также давая нам сознание Его близости — невидимой, однако животворной. Утешитель по-славянски значит: тот, который дает крепость и силу на жизнь, на сиротство, на то, чтобы идти и идти всю жизнь пока не дойдем. Утешитель — это тот тоже, который дает нам радость. Откуда нам взять эту радость, когда Господь от нас вознесся на небо? Радость наша в том, что наше спасение завершается Его Вознесением. Как Христос нам говорит Сам в Евангелии: лучше для вас, чтобы Я сейчас пошел к Отцу Моему и Отцу вашему (Ин. 16, 7). Радость наша о победе Христовой, о Его вечной славе, Его дивной любви; радоваться мы можем о том, что Он не только — цель нашей тоски, нашего шествия, но Он — дверь, раскрывающая перед нами вечную жизнь. Радоваться мы можем о том, что Он с нами, как Он был со странниками, идущими из Иерусалима в Эммаус. Невидимо или видимо, неузнаваемый или порой, минутами, узнаваемый, Он идет рядом с нами, раскрывая наши сердца, наши умы, наши души, стучась в нашу жизнь, требуя, прося, моля, чтобы она раскрылась, разверзлась и стала достаточно широкой и глубокой, чтобы вместить вечность. Но Он тоже и путь, и на каждом шагу этого пути, каждое мгновение мы — во Христе и со Христом. И вот, в нас, с одной стороны — тоска, порой отчаяние о том, что мы не можем достичь Бога, что Он уходит, что Он неуловим, что мы только чуем Его присутствие — и не можем стать перед Ним и лицезреть Его, как лицезрели Его и слепорожденный, и Вартимей, и столько, столько людей, слепых телом и слепых душой. И наряду с этой тоской, борением, мукой в нас — надежда сверх всякой надежды, уверенность веры, уверенность надежды, потому что мы уже знаем нечто о Божественной любви. Если бы только мы это помнили! Больше всего нам мешает в духовной жизни, с одной стороны, нечувствие: мы так огрубели, так привыкли к резким, грубым прикосновениям земли, что мы еле-еле чувствуем нежное, ласковое, едва ощутимое прикосновение Бога. А когда мы его ощутили, мешает нам не только слабость нашей воли, не только колебание наше — мешает нам забывчивость: нежное заслоняется грубым; требующее внимания заслоняет Того, Кто стучится в нашу дверь, Кто просит внимания — и отходит, если только мы от Него отвернемся. И вот, мы должны научиться чуткости, которой мы боимся, потому что быть чутким — это неминуемо будет значить пережить не только большую, глубокую радость, но и большую, острую боль. Мы должны научиться не забывать то, что пережито; хранить то, что самое нежное и хрупкое; беречь и этим жить, пока оно не окрепнет, не расцветет, пока то, что мы уберегли, не станет нашей собственной защитой. — 410 —
|