|
Во-первых, надо ясно себе представить, что притча — не просто иллюстрация в книге, на которой ребенок может увидеть то, чего он еще не умеет прочесть. Притча — рассказ многогранный, рассказ, в котором есть множество оттенков, разный смысл; его содержание может быть понято каждым человеком в меру его чуткости, его понимания, его способности уловить намерения говорящего. В этом отношении понимание притчей зависит от того, до чего ты сам дорос, от того опыта, который в тебе сложился. Древнее присловье говорило: Подобное подобным познается… Если в притче звучит какое-нибудь слово или проглянет понятие, о котором ты имеешь хоть смутное представление, ты вдруг улавливаешь смысл этой притчи хотя бы в этом только отношении. Эта притча уже является началом дальнейшего развития в тебе, словно, как сказано в притче о сеятеле (мы сейчас к ней перейдем), семя упало в почву, какой является весь твой внутренний опыт — и умственный, и сердечный, и житейский, и начинает прорастать. В этом отношении притча очень важна. Ведь представьте себе, кто окружал Спасителя Христа. Вокруг Него всегда была несметная толпа народа — очень пестрая, разнообразная. Были там люди, уже в значительной мере созревшие к пониманию того, что Христос говорил: у них и внутренний опыт, и умственное уразумение своего опыта и жизни были глубоки. Были люди, в которых уже созрел вопрос, он был ясен их уму, сердце рвалось, но еще не находило себе ответа; в притче они могли найти этот ответ. Эти люди уже созрели к тому, чтобы услышать притчу и уразуметь ее. Были другие люди, у которых постепенно только-только пробивалось осознание какого-нибудь вопроса, или какое-нибудь внутреннее переживание их тревожило. Они как бы чуяли, что им надо понять нечто, и не могли уловить, что именно. (Мы все это состояние знаем). А Христос кажет притчу — и вдруг в этой притче они узнают и свой вопрос, и свое недоумение, и свое искание, и, может быть, находят полный или частичный ответ на то, что у них постепенно складывалось, но еще не созрело. А иные люди вокруг Христа ничего подобного не переживали, и поэтому когда доходило дело до притчи или даже до прямого ответа Христа на тот или другой поставленный Ему вопрос, они, верно, пожимали плечами: «Что за странный вопрос? И что за нелепый, непонятный ответ?» Эти люди слышали, но до них не доходило, видели — и все равно не уразумевали. Это бывает с нами постоянно. Мы слышим чьи-нибудь слова, но мы так заняты собственными мыслями или переживаниями, что никаким образом не можем уловить того, что человек нам говорит. Или мы видим что-то, видим совершенно ясно, но не хотим видеть, наше зрение как бы затуманено. И, как сказано в этой притче, слыша, мы не слышим, видя, мы не видим. Неверно, будто притча сказана так, чтобы мы не понимали: сказано так, чтобы понимали те, которые созрели, для кого понимание является необходимостью, для кого понимание будет источником роста, нового шага в глубины. — 54 —
|