Совсем иное дело, если речь идет здесь о задуманном заговоре. Тут было, что выдавать, тут имелась тайна, которую стоило купить. Когда из рассказа понадобилось устранить задуманный заговор, то сообщение о предательстве Иуды оказалось ни к чему. Но так как, очевидно, предательство было слишком хорошо известно в кругу заговорщиков, а негодование против предателя было слишком велико, то евангелист не мог совершенно умолчать об этом событии и ему пришлось сконструировать в своей фантазии новое предательство, что, однако, было сделано не особенно удачно. К. Каутский. С. 341–342 …Иисус понял, что они [народ и вожди иудейские] «собираются прийти, схватить Его и провозгласить наcильно царем». Иоанн обходится этой коротенькой фраФ. Дидонзой, говоря об очень, по-видимому, серьезной ситуации? Ведь они пытались поднять восстание во главе с Иисусом. Ч. Додд. С. 110–111. ...С того момента, когда Помпей завоевал Палестину в 63 году до н. э. там было не менее дюжины восстаний; большинство из них подавляли римские войска. Еще одно мессианское восстание во главе с Иисусом из Назарета могло бы поколебать неустойчивое политическое равновесие в стране, вывести римлян из терпения и привести к непосредственной оккупации Палестины римскими легионами. С точки зрения политической Иисус представлял собой серьезную угрозу. П. Майер. Цит. по: Д. Мак-Дауэлл1. С. 55. Как ни кроток и смирен обычно Иисус, но иногда у него вырываются замечания совсем иного характера, которые позволят предположить, что в первоначальной традиции он является бунтовщиком, который был распят за неудачное восстание… К. Каутский. С. 339. С точки зрения Пилата, дело тоже было совершенно ясно: откажись он следовать совету местных правителей, которые знали своих коварных и непредсказуемых соотечественников в сто раз лучше, чем самый осведомленный римлянин, и окажись этот подстрекатель действительно серьезным бунтовщиком, ему бы оставалось лишь дрожать при мысли о своей собственной участи перед лицом разъяренного Тиберия... Д. Флуссер. Цит. по: Иудаизм. 1971. Т. 20. Он был слишком велик для своих учеников. И разве удивительно, в свете Его простых слов, что все преуспевающие и богатые испытывали страх перед неведомым, чувствовали, что Его учение раскачивает их привычный мир? Возможно, священники, правители и богачи понимали Его лучше, чем апостолы. Он заставлял их забывать все маленькие личные отговорки, придуманные для того, чтобы избежать службы на благо общества, ради всеобщей религиозной жизни. Он был словно грозный нравственный охотник, вытаскивающий человечество из нор, в которых оно пребывало. В ослепительном сиянии Его царства не было места ни собственности, ни привилегиям, ни гордости, ни сословиям — никаким движущим силам, в сущности, кроме любви. Что же удивительного в том, что ошеломленные, ослепленные люди принялись травить Его? Даже ученики вопили, когда попадали под этот свет. Разве удивительно, что священники поняли: у них нет выбора, должен погибнуть либо Он, либо ремесло священников. — 344 —
|