|
(При этих словах в слушателях обнаружилось сильное негодование). «Но хозяин виноградника, — продолжал Иисус, — не всегда будет оставаться в дальней стороне, он возвратится, и как, думаете вы, поступит он с виноградарями»? «Таких нетерпимых злодеев, — отвечали книжники, — он предаст тяжкой казни, а виноградник отдаст другим работникам, которые будут доставлять ему плоды исправно и в назначенное время». Отвечать таким образом, произнося на самих себя суд, можно было, или совершенно не поняв притчи, или приняв личину явного бесстыдства. Не понять было нельзя; покров иносказания слишком был прозрачен, и каждый видел, что под господином виноградника разумеется Бог, под виноградником — народ иудейский, под слугами — пророки, под единородным сыном — Мессия Иисус; следовательно, под негодными виноградарями — современные Иисусу правители и вожди народа иудейского. Пример пророка Исайи, употребившего подобную притчу с полным разъяснением, устранял любое недопонимание. Значит, языком книжников говорило бесстыдство, желавшее сделать вид, будто не узнает себя в том, что так ярко изображено. «Так, — подтвердил Господь, — хозяин виноградника предаст казни негодных виноградарей, и виноградник будет отдан другим, лучшим…» Тон голоса и взор показывали, что грозные слова относятся прямо к членам синедриона. «Избави Бог»! — воскликнул один из них, как бы пораженный угрозою… Архиеп. Иннокентий. С. 104–105. Тот, кто имеет уши, да слышит! Евангелие от Фомы. Апокриф (69). Чтобы сорвать с лицемеров саму маску, которою они прикрывались, показать, что не страх или что либо подобное заставляет Его не отвечать на вопрос синедриона, а единственно уверенность в бесполезности ответов, Господь обратился к посланным с новым вопросом, на который им нельзя уже было не отвечать, хотя ответ клонился к совершенному их посрамлению, — и, по обыкновению своему, заключил этот вопрос в притчу. «Может быть, — сказал Он, — взглянув пристально на книжников, — вам легче будет дать мнение вот на это дело. У одного человека было два сына. Однажды он подошел к первому и сказал: сын, поди работай сегодня в винограднике моем. Но сын был столь груб, что решительно отвечал: не хочу! Но после одумался и пошел. Отец обратился к другому сыну и сказал ему то же, что первому. Сей, со всем уважением отвечал, что он немедленно пойдет в виноградник; однако же не пошел. Который из двух, — прибавил Господь, посмотрев на книжников, — исполнил волю отца? » — «Разумеется, первый», — гордо отвечали книжники, не видя еще, куда клонится притча, и решительным ответом желая показать, что они ни в коем случае не относят ее к себе. «Не то же ли самое, — возразил Господь, происходит с вами? — Иоанн пришел к вам путем правды, жил и учил, как пророк; но вы не поверили ему, не принесли покаяния, им заповеданного, вы, кои, подобно тому второму сыну, непрестанно твердите, что согласны исполнять волю Отца. Напротив, люди, вами презираемые, мытари и грешники, оказывавшие до сей поры непокорность воле Божьей, поверили Иоанну, покаялись и принесли плоды, достойные покаяния. По крайней мере, этот пример должен был тронуть вас и пробудить. Но вы остаетесь упорными и нераскаянными. И вот, говорю вам, — прибавил Господь, возвысив голос, — мытари и грешники войдут, и скоро, в Царствие Небесное; а вы, которые думаете, что имеете полное право на него, будете изгнаны из него». Произнести эти слова, обращенные к первосвященникам, в присутствии всего народа, значило поразить их как громом. Все, чего они надеялись достигнуть своим торжественным явлением к Иисусу, было потеряно; — самое достоинство их служило им теперь в тягость. С радостью они вступили бы в спор с Иисусом: но неуверенность в своих силах связывала язык; еще охотнее употребили бы силу, но народ был на стороне Иисуса. Не зная, на что решиться, они невольно оставались пред Ним, как осужденные — для слушания последнего приговора. — 211 —
|