Материал Ра. Закон Одного. Говорит древний астронавт. Книга 5

Является ли вышеизложенное неким подведением итогов относительно того, что группа должна состоять из скорее двух человек, чем из трёх, с возможным подсоединением других пар? Не думаю. Но определённо какая-то глубокая причина всё же есть, об этом стоит поразмышлять. Могли ли мы сделать всё лучше? После лет и лет «укусов совести» и «размышлений о прошедшем» не думаю, что мы могли бы добиться лучших результатов. Наше поведение искренне выражало самую суть нас самих... ни более, ни менее. Мы вели себя так естественно, как могли, и ни Джим, ни я даже не думали менять наши взаимоотношения между собой или по отношению к Дональду. Дон тоже советовался лишь сам с собой по большей части, и не было никакой надежды на то, что он обратится к нам с Джимом со своими мыслями и поведает нам о том, что тревожит его мозг, его сердце, его душу.

Далее, когда какая-нибудь группа живёт и работает вместе, независимо от того, есть ли в этой группе пары или все просто по одиночке, в жизни каждого всё равно будут проявляться человеческие ошибки, проявляться они будут в самой динамике жизни, через активность людей, потому что у каждого есть искажения, подспудные страхи – отсюда практически 100%-ное возникновение некоторого рода непониманий, будут приливы и отливы от полной гармонии и доверия. Поэтому-то тем, кто работает со светом, надеясь оказать позитивное влияние на планетарное сознание, надлежит ГОВОРИТЬ друг с другом без страха и упрёка, с тем чтобы все сомнения разрешались. Если бы только мы с Доном могли поговорить свободно и открыто, думаю, мы бы привели его мозг в состояние ясности и покоя. Но Дон не был бы Доном, если бы пошёл на такой разговор. Да и я была бы не я, если бы поняла, что Дон сомневается в моей ему верности. Наедине сама с собой, честно, я даже не могу себе представить, что кто-то может даже подумать обо мне, что я могу быть неверной или лживой по отношению к каким-нибудь обязательствам. Ничего подобного я не совершала в этой инкарнации.

И наконец, каждый, кто поглядел бы на нас тогда, попавших в такую вот переделку, ни за что бы не поверил в это, так внешне мы были само совершенство доверия друг к другу. Я всегда думала и думаю о Дон каждый час моей жизни, о моём любимом, и его боль и страдания всегда передо мной. Но я больше не чувствую изматывающей и смертельной печали, которая приковала меня к постели на первые несколько лет после его смерти. Всё хорошо, ничего не потеряно. И я по-прежнему ловлю солнечные лучи на своём лице по утрам, и во мне больше нет необходимости прятаться в тени и зависать в своей обычной печали, горюя о потерях. Время вылечило мой сломанный дух, позволило снова устремиться душой в ритмичное ежедневное существование, сладостную жизнь. И Дон остаётся со мной, внутри меня. Кстати, что любопытно, мы часто получаем письма, в которых говорится, что Дон помог кому-то, либо какой-то фразой из его книг, либо – прямым посещением. Дух Дона – это невероятная щедрость, полностью освобождённая от условностей, связывавших его в жизни, она вылилась в его безвременное существование, и я думаю, что его служение будет продолжаться так же долго, как будет нужда в нём, в его мудрости и глубине души у нас, живущих на Земле, здесь и сейчас. Утверждение Ра, что источником катализатора является самость сущности, особенно Высшее Я, по своей глубине проникновения в самую суть, я думаю, даже невозможно ни с чем сравнить. Мы всегда относим боль от возникновения нового катализатора на других, полагая, что они приносят этот самый катализатор. Но мы забываем, что другие – это и есть мы сами. Не ПОХОЖИЕ на нас, а мы сами, наши сердца и души. Если рассматривать наш путь под таким углом зрения, то можно увидеть всю полноту трагедии с Доном и мою болезнь, его смерть, как то, как Творец помогает творцу с катализатором, нужным для самой сильной из возможных поляризаций сознания и величайшего роста духа. Открыв своё сердце, Дон заболел и умер, всё строго в традиции утерянной любви и отчаянного романса, который продолжался с самой первой нашей встречи. Его смерть была последней, отчаянной отдачей всего себя нам. Всё было так, будто Дон до конца исполнил всё, что наметил по жизни, а затем выполнил последнее своё задание, с которым пришёл на Землю, на физический уровень: до конца открыл своё сердце. Он был так невероятно мудр – что даже его жертва, принесение самого себя в жертву в наиболее жестокой форме, в литературном смысле, стала сочетанием и балансированием полноты мудрости и любви.