Так называемый Я

Наконец по прошествии ещё эдак полутора часов доносится: «Идёт!» Все быстро занимают свои места и делают вид, что всё это время сидели не шелохнувшись (а вообще‑то говоря, именно это и должен делать ученик, ожидая учителя). Лама Сопа со свитой входит, трижды простирается перед алтарём, садится на приготовленный для него трон и… застывает в полном молчании минут на десять. Потом начинает петь молитвы, предваряющие передачу Учения. Это занимает ещё минут десять‑пятнадцать. И только после этого начинает говорить. И говорит часов шесть без перерыва.

Мне очень стыдно в этом признаться, но с самой первой лекции ламы Сопы в Копане я сбежал примерно через три с половиной часа после начала. Очень хотелось есть, и оставалась последняя надежда, что хоть время ужина уже давно прошло, но всё‑таки ещё можно успеть зайти в столовую и восполнить потерю хотя бы в холодном виде. Жуя остывшие оладьи, я делился впечатлениями с такими же позорно сбежавшими «учениками» и недоумевал: что же происходит?! Мой ум в тот момент, видимо, был загрязнён до такой степени, что я искренне не понимал, зачем в столь странной форме излагать то, о чём мы уже и так читали в книгах ламы Сопы, и там это объяснено очень стройно и убедительно.

Я «попался» по полной программе. Со мной произошло именно то, ради чего, судя по всему, Рин‑поче и разыгрывает этот фантастический «перформанс». Он просто устраивает нам очную ставку с нашим собственным эго. С нашим так называемым Я. Мы ведь привыкли к тому, что все окружающие нам что‑то должны. В точно назначенный час учитель должен рассказать нам нечто такое, что было бы нам не слишком неприятно и не скучно, а мы, сидя в удобной позе, так и быть, изволим это выслушать. Учитель закончит лекцию опять‑таки в соответствии с расписанием (а то вдруг мы устанем!), и мы вовремя пойдём ужинать, а потом спать. Но когда всё это, пункт за пунктом, разрушается, то мы, разумеется, начинаем возмущаться. Каждый из нас уверен в том, что его здесь с нетерпением ждут, чтобы передать самое высшее и самое тайное учение. Наше эго недоумевает: мы, дескать, прилетели сюда за тысячи километров, отодвинув в сторону работу и другие важные дела, а тут по отношению к нам проявляют такое неуважение! Неужели трудно хотя бы начать и закончить лекцию вовремя, а также говорить громко и членораздельно, а не бормотать себе под нос и не повторять одно и то же тысячу раз в течение шести часов, когда всё это можно кратко изложить за десять минут? Мы ведь умные: поймём сразу. Или нас тут за детей принимают?