«Целеустремленно медитируйте о смерти, все время и при любых обстоятельствах. Вставая, садясь или ложась, говорите себе: «Это мое последнее действие в этом мире» — и медитируйте об этом с чрезвычайной убежденностью. Куда бы вы ни шли, на своем пути говорите себе: «Возможно, я там умру. Нет никакой уверенности, что я когда-либо вернусь». Везде, где бы вы ни были, задавайте себе вопрос, могло ли это место быть тем, где вы умрете. Ночью, когда ложитесь, спрашивайте себя, могли ли бы вы умереть в кровати в течение ночи или можете ли вы быть уверенными, что встанете утром. Когда вы встанете, спросите себя, могли ли бы вы умереть в течение дня, и подумайте о том, что вообще нет никакой уверенности, что вы ляжете спать вечером. Медитируйте только о смерти, искренне и из глубины своего существа. Медитируйте подобно геше Кадама (Kadampa Geshes) из старых, тех, кто всегда думали о смерти в любой момент. Ночью они поворачивали свои чаши вверх дном (так делают только тогда, когда человек умер) и думали, что на следующий день не будет никакой потребности зажигать очаг (потому что они умерли), они никогда не будут закрывать тлеющие угольки на ночь»5. Это звучит мистически или непрактично? Дзен роши (Zen roshi), учитель, уважаемый друг и наставник, когда-то сказал мне: «Каждое утро, когда просыпаюсь, я удивляюсь тому, что все еще жив», и было ясно, что понимание недолговечности собственного существования проходило по его жизни и руководило тем, что он делал. Тулку Ургьен говорит, что чем больше человек прогрессирует на пути медитации, тем более остро он чувствует непостоянство и безотлагательность собственной жизни. В качестве иллюстрации он рассказывает следующую историю о Лонгчене Рабджаме, большом учителе школы Ньингма четырнадцатого века, о жизни которого было рассказано в главе 5. «Лонгчен Рабджам медитировал много лет в месте под названием Гангри Токар, снежная гора Белого Черепа, где у него не было даже подходящей пещеры. В качестве укрытия в течение трех лет ему служил нависающий утес. Единственное, чем он обладал из белья и одежды, был мешок из конопляных волокон. Эти единственные лохмотья служили также подстилкой во время медитации. При входе под эту нависающую скалу рос огромный колючий куст терна. Всякий раз, когда Лонгчен должен был выйти облегчиться, шипы во многих местах вонзались в его тело. Когда он мочился вне убежища, он думал: «Действительно, неудобная необходимость протискиваться каждый день мимо этого колючего кустарника. Я должен срубить его!» Затем, на пути обратно внутрь, он думал: «С другой стороны, возможно это — последний день моей жизни. Зачем тратить его на рубку этого куста. Это бессмысленно — я предпочел бы делать что-то, что имеет реальное значение, как продвижение вперед в представлении, медитации и поведении. Если это — мой последний день, то я должен провести его в практике. Никто никогда не знает, сколько времени ему осталось в жизни». Так он забывал о мысли срубить куст и возвращался внутрь, чтобы продолжать свои занятия практикой. Это повторялось день за днем, и после трех лет он достиг полной реализации. Он так и не срубил тот колючий куст. Это — пример того, как размышление о непостоянстве может проявиться у большого осознанного учителя, подобного Лонгченпе»6. — 165 —
|