Будда. Истории и легенда

Далее описывается его известность, из‑за которой цари Бимбисара и Пасенади и брахман Поккхарасади со всеми своими семьями приняли у него убежище.

Нельзя назвать слова Сонаданды точным отражением представлений не‑буддийского мирянина. Это лишь те взгляды, которые составитель сутты считал естественными для сочувствующего мирянина. В процитированном фрагменте мы находим обобщение того, что мы говорили выше о развитии канонического предания. Будда происходит из богатой кшатрийской семьи. Он отказался от большого богатства и стал широко известным учителем. Богатство комментатор естественно связывает с четырьмя драгоценными вазами, появившимися при его рождении, и настоящая аллюзия вполне может быть источником позднейшей легенды. Как и в истории о встрече с Бимбисарой, о его рождении в царской семье не упоминается. Упоминание о тридцати двух признаках естественно в устах брахмана, если принять изложенное выше представление, согласно которому это заимствование народного поверья о знаках на теле, за толкованием которых обычно обращались к прорицателям. Существующая трактовка признаков может быть всецело обязана сообразительности позднейших буддистов; из изучения особенностей индийской иконографии мы знаем, как действительно были изобретены некоторые из них.

Здесь возникают два отдельных вопроса: один об исторической жизни учителя в северной Индии и второй — о достоверности историй, которые рассказывают о нем. Так же как и в случае с Буддийским каноном, который сравнивали с Евангелиями, личности основателей религий соотносили, не опираясь на исследование реальных фактов. Со времени Давида Страусса в европейской исследовательской литературе существовала подсознательная тенденция к мифологизации евангельского повествования. При исследовании буддизма тот же импульс возымел обратный эффект. Это был не просто переход к бунту против деспотичной теологии: в буддизме увидели религию в равной степени нравственную и намного более рационалистичную, чем христианство. Поэтому обычной позицией по отношению к буддизму в Англии и Германии стало рассмотрение Будды в качестве исторического персонажа и восприятие событий его жизненного пути в качестве исторических фактов. Однако при этом в большинстве случаев основывались на изображении жизни Будды, представленном в благоразумно сокращенных рассказах, с которыми познакомился западный читатель.

Археологические данные важны, но они не столь бесспорны, как думают. «Когда сам Ашока выступает в качестве свидетеля, — говорит Ольденберг, — усомнится ли кто‑нибудь, что здесь (в Пиправе) поистине и в действительности находилось царство шакьев?» Надпись Ашоки свидетельствует только о том, что он верил, что в месте, посмотреть на которое он отправился, двести лет назад произошло некое событие. В равной степени он верил в Конагаману. Само по себе это доказывает не больше, чем свидетельство любого истово верующего об истинности почитаемых им реликвий. Надпись Ашоки показывает, что Пиправа в III в. до н.э. определенно считалась местом рождения Будды. Именно то обстоятельство, что это не единственное свидетельство в пользу местонахождения Капилаваттху, делает невозможным указать земли шакьев где‑нибудь в другом месте, а не в регионе Гималаев к северу от Сакеты или Айодхьи. Сами археологические данные опираются на традицию, но они позволяют с уверенностью датировать ее намного более ранним временем, чем было бы возможно при их отсутствии. С археологическими свидетельствами согласуются топографические данные в суттах. Они могут не быть старейшей частью Канона, но они старше, чем легенды в комментариях, они были составлены теми, кто располагал реальным знанием об упомянутых в них местах. Кроме того, сведения, почерпнутые из сутт, могут быть объяснимыми только при предположении, что сохранились подлинная традиция и подлинное знание о местностях. Эта традиция непрерывна, и в ее центре находится личность Будды. Какими бы ни были добавления к преданию, чем дальше мы уходим назад, тем меньше мы находим особенностей, придающих краски теории солнечного мифа или другим подобным концепциям, и в результате приходим к взгляду, согласно которому он был историческим персонажем, великим религиозным реформатором, учителем нравственности и провозгласителем Благородного Восьмеричного Пути.