Секреты медитативного дыхания

Меня объял ужас, какого я не испытывал ни до, ни после этого. Кошмарные образы, непрерывно проносившиеся в моем мозгу, казались мне совершенно реальными. Мое тело реагиро­вало соответственно: дрожь, тошнота, пот, слезы, физическая и душевная боль.

На тот момент я практиковал медитацию уже в течение многих лет и моя способность входить в глубокое самадхи раз­вилась в достаточной степени. Почему-то я думаю, что такой глубокий страх не объял бы меня, если бы я был к нему не готов. В крохотном уголке моего сознания сохранилось понимание того, что я нахожусь в Барре и все в порядке. Но большая часть моего существа корчилась в муках и верила, что мне угрожает ужасная опасность.

Я попытался сосредоточить все свое внимание на образах и на своей душевной и физической боли. В течение некоторого времени мне удавалось сохранять осознание, затем меня что-то отвлекало, и я сосредоточивался на дыхании, чтобы вернуться к текущему моменту (советую это всем, кто только начинает практиковать медитацию, — чтобы работать со сложными состояниями ума, вовсе не обязательно обладать совершенной осознанностью). Я не знаю, сколько это продолжалось. Может быть, полчаса, а может быть, полтора.

Поначалу, когда к моему горлу подступала тошнота, я был не в состоянии осознавать ее. Я как мантру твердил про себя слово Буддхо, согласуя его с дыханием, и тошнота отступала. Но стоило мне замолчать, и она опять подступала к горлу.

Наконец мое внимание обрело устойчивость. Больше не было ни желания сбежать, ни озабоченности своим «я». Наступила полная близость с энергией страха, наблюдение без разделения, свойственного самоосознающему наблюдателю. В свете этого осознания тошнота прошла; видимо, она была порождена исключительно страхом. Спустя довольно долгое время — и опять-таки, я не знаю, сколько именно, — все про­шло. Ужасные образы растаяли. Я заплакал, а затем мною овладело глубочайшее умиротворение.

В тот день что-то в моей душе перевернулось. Стало ясно, что мой прежний интерес к Холокосту был обусловлен тем, что психотерапевты называют контрфобией: я проявлял интел­лектуальный интерес к нему из глубоко затаенного страха. С тех пор мой граничащий с одержимостью интерес к нацизму исчез и в жизни стало больше покоя.

И еще я обнаружил, что после того столкновения со своим страхом я приобрел определенный навык, помогающий мне работать с другими негативными переживаниями. Я понял, что даже этот необычайно сильный страх был всего лишь раз­новидностью энергии и что с этой энергией проще работать, когда не отождествляешь себя с ней.