Ближайшие слушатели рассказа, женщины-врачи, примолкли на несколько минут. Затем одна из них презрительно улыбнулась и, обращаясь к рассказчице, сказала: – Вы, надо полагать, спиритуалистка, не так ли? В ответ ей она сказала: – Нет, я не спиритуалистка. Но с того момента, как я своими глазами узрела «душу», жизнь получила для меня совершенно новый смысл и значение. Далее г-н Стэд приводит еще следующий рассказ г-жи С. муж которой недавно умер: «В апреле удушье еще более усилилось, и положение больного моего настолько внушало опасение за его жизнь, что я не ложилась спать, проведя ночь около его постели. Однако к полуночи он почувствовал некоторое облегчение. Взбив его подушки повыше, я помогла ему улечься, после чего он крепко заснул почти что в сидячем положении, а я уселась в отдаленной от его кровати части комнаты, тщательно спустила абажур на лампу и принялась за книгу, время от времени отрываясь от чтения, наблюдая за каждым движением моего мужа. Таким образом, я просидела до рассвета. Мой дорогой страдалец продолжал спать спокойно, как дитя. Потушив лампу, я потихоньку, на цыпочках, вышла из комнаты, чтобы распорядиться по хозяйству. Вскоре, вернувшись, я была поражена странным положением больного, скатившегося с подушек и плашмя лежащего на матраце. Ощупав сердце и пульс, я убедилась, что они перестали биться и что наступила смерть… В сильном горе я металась по комнате, громко говоря: «Р. дорогой мой! Как мог ты покинуть меня, не сказав мне ни единого слова?»… Еще не вполне веря его смерти, я обращалась к нему, как к живому, бросаясь то сюда, то туда. Дойдя до окна, я повернулась в глубь комнаты и, о удивление! – немного выше головы безжизненного тела я ясно увидела – что бы вы думали? – радостно смотревший на меня и полный жизни другой облик моего умершего дорогого друга, но напоминавший лучшие годы его молодости, только несравненно красивее, живее и сияющий теперь неземным восторгом. Он казался просветленным!… Находясь приблизительно на расстоянии пятнадцати дюймов от головы умершего, этот живой облик соединялся с этой теперь безжизненной головой, как бы вырастая из нее. Изумленная, но не испуганная явлением, я ни на секунду не теряла присутствия духа и только спрашивала себя: «Не иллюзия ли это? Быть может, это галлюцинация?… Я хочу знать, правда ли это или только обман чувств?» С этою целью я подошла к окну, открыла его и посмотрела на улицу: затем опять повернулась в сторону кровати… И опять увидела дорогое, радостью сияющее лицо, с устремленным на меня спокойным взором, полным выражения удовлетворенности, доходящей до восторженного, священного экстаза. — 38 —
|