Тайна, которая в Вас самих

- Ты запорол металл, в такое время каждый грамм металла на счету, - отчитывает меня дядька.

Я стоять не могу, сижу у стола, обидно. Чего орать, когда его можно в переплавку. Да все правильно сделал, а вот что зима, не учел, что в цехе очень холодно было. Температура дол­жна быть определенной, а когда он льется, то остывает. Я его выпустил при температуре, которая положена, не учел я мороза этого, что трубы перемерзли, не столько холодные тру­бы, а то, что помещение большое, ветер гуляет по цеху, зима. В кузнице-то маленькие детали. А здесь металл застыл, не дошел до отливки. Не додержал я. А металл-то в принципе получился хороший, меня холод подвел, трубы перемерзли. Я холод и не люблю. Я все делал правильно!

- Я же не знал, что должно быть выше! Я выдержал температуру.

- Ты что, не мог подождать? Тебе впервые доверили дело, а ты не справился.

Ему так дико горько за меня, что я не учел остывание.

Ну как же я не учел? Буквально трех градусов не дотянул. Первая льется, застывает, а следующая льется в отливку. Проб­ки получаются, их надо разбивать. А у меня он весь за­стыл в трубах... желобами они называются. Теперь это все надо ковырять. Напортачил! Это очень серьезный промах.

- Откуда мне знать?

- Тогда не надо браться. А я за тебя поручился.

Вот откуда чувство вины, не я ли виноват в его гибели, ведь он за меня поручался. От чувства вины болит все тело - шея, плечи, голова, очень болит спина - сидел понуро.

...

- Наказали... перевели... тебя бы заставить обработать.

- Чугун не обрабатывается, чего свистишь.

Таскаю ящики, в них чугунные чушки, тяжелые, заразы. Ящик обычный, деревянный, а неподъемный, хоть чушки толь­ко в ряд лежат. Хочется побольше наложить, но и это карячишь. Болванки таскать обидно.

На меня кто-то, что я виноват. На что я:

- Виноват, исправлюсь!

Мне никак не могут простить мою оплошность, меня все время ею попрекают.

- Чего орешь? Сами бы попробовали.

...

Долгое неведение, в это время я ничего толком не знал.

Мне говорит Серега:

- Знаешь, ты должен зайти к самому.

Сам - это Самойлов. Его даже по имени-отчеству не называют.

- Меня?

- Да, тебя.

- Когда?

- Желательно бы сегодня.

- Когда просил?

Если бы сам Иисус Христос сошел, я бы не так удивился. Сам партсекретарь завода!

- А ты не знаешь, зачем?

- Не знаю, но, если хочешь, провожу до двери. Мне все равно к секретарше надо. Нам по пути, можем пойти вместе.

- Это другое дело.

И сам завод, и руководящие не местные. Нестыковки реальности. Два совершенно разных мира. Здесь все такое социалистическое, а там - мягкое, аморфное. Эти два мира не стыкуются. Тот мир реальнее, там живые люди, а здесь железная дисциплина. Вахтер смотрит пристально, через очки. В форме, звезда на фуражке. Знает как облупленных, а каждый раз пристально смотрит документы.