|
В Японии есть деревья, которым четыреста или даже пятьсот лет, а высота их всего лишь сантиметров десять. Разведение таких деревьев считается искусством. Я же считаю это откровенным убийством. Многие поколения садовников поддерживают эти деревья. Представьте себе дерево, которому пятьсот лет. Вы видите, что его ветви стары, хотя и малы. Перед вами все равно как крохотный старичок, но ствол деревца покачивается, листья шуршат на ветру. Суть в том, что садовники сажают росток в горшок, у которого нет дна, и потом стригут ему корни. Когда корни показываются из земли, их просто срезают. Люди ничего не делают с самим деревцем, а всего лишь срезают корни. У какой-нибудь семьи есть маленькое дерево, которому пятьсот лет, и все эти годы поколения старательно стригут корни. Такое дерево может прожить тысячи лет, но оно ни разу не зацветет, не принесет плоды. То же самое происходит с людьми во всем мире. Их корни с самого детства неминуемо отстригают. Каждому ребенку приходится быть послушным. Вы режете его корни. Вы не даете ему возможность подумать о том, стоит ли ему соглашаться с вами. Вы не позволяете ребенку принимать собственные решения. Вы не разрешаете ему нести ответственность за самого себя. Вы отнимаете это понятие и прячете его за красивым словом «послушание». Вы отнимаете у ребенка его свободу, индивидуальность с помощью простой стратегии: вы повторяете, что он всего лишь ребенок, который ничего не смыслит в жизни. Родители все решают за ребенка, а он вынужден быть абсолютно послушным. Послушный ребенок пользуется уважением. Но именно из-за такого вашего отношения к нему вы исковеркаете ему жизнь. Он вырастет, но все же не повзрослеет. Он постареет, но так и не расцветет, не принесет плоды. Он будет жить, но его жизнь не будет напоминать танец, песню, праздник. Вы уничтожили в нем главную способность, которая делает человека оригинальным, подлинным, открытым, которая создает в нем цельность. Когда я был ребенком... в нашей семье было много детей. У меня было десять братьев и сестер, при этом у нас жили дети моих двоих дядей... Я же видел, что уважали тех детей, которые слушались взрослых. И тогда я понял (причем не только в отношении моей семьи, но и всех детей на свете), что если я хочу пользоваться уважением окружающих, если хочу стать респектабельным человеком, тогда я не смогу развить свою индивидуальность. Еще в детстве я отказался от всякой мысли о респектабельности. «Мне нужно сделать тебе заявление», - сказал я отцу. Он беспокоился всякий раз, когда я подходил к нему, потому что знал, что я доставлю ему какие-то неприятности. «Для общения с отцом ты выбрал слишком официальную форму, - ответил он. - Дети иначе разговаривают с родителями». «Я делаю заявление всему миру, который в настоящий момент отождествляю с тобой, - не смутился я. -Мои слова обращены не к отцу, а к обществу, всей народной массе. Я заявляю о том, что отказываюсь от всякой мысли о респектабельности, поэтому никогда ничего не требуй от меня ради нее. Иначе я поступлю прямо противоположным образом. Я не могу быть послушным человеком. Это не значит, что я всегда буду всем докучать. Просто я сам буду принимать решение, подчиняться мне или нет. Ты можешь сделать мне некое предложение, но решение я оставляю за собой. Если я почувствую, что мне хочется выполнить поручение, я так и сделаю, но не потому, что подчинился, а потому, что так велит мне мой разум. Если я почувствую, что поручение неправильно, то откажусь выполнять его. Мне очень жаль, но тебе придется ясно осознать, что мое “да” не будет иметь никакого смысла до тех пор, пока я не научусь говорить “нет”». — 214 —
|