|
Но я сказал Антонию и Уттаму и тот, и другой — мои саньясины, и одни из тех немногих, кто действительно близки ко мне — помочь их Другу. Я сказал, чтобы они совершили все приготовления относительно его жены и ее детей, чтобы не попасть впросак, но духовно ее муж не должен больше страдать. Даже если ему придется все оставить жене, пусть будет так. Для него достаточно меня одного. Я видел человека и видел его красоту. У него была очень простая, детская черта, такой же аромат вы чувствуете, когда впервые идет дождь и земля радуется — аромат и радость. Он был счастлив стать саньясином. Только вчера я получил послание, говорящее, что он постоянно спит, просто из-за страха перед женой. Он не хочет просыпаться. В тот момент, когда он просыпается, он снова принимает снотворное. Я сказал, чтобы Антоний передал ему: «Этот сон не поможет. Он может даже убить его, но это не поможет ни ему, ни его жене. Он должен встретиться с правдой». Очень немногие встречаются с действительностью, то, что пни называют любовью, имеет биологическое качество — и девяносто девять процентов любви — и есть биология. Дружба на девяносто девять процентов — психология; дружелюбие — на девяносто девять процентов духовно. Только один процент в любви остается для дружбы; только один процент в дружбе остается для дружелюбия. И только один процент остается в дружелюбии для того, что не имеет названия. На самом деле, Унанишады назвали это так: «Таттвамаси искусство». Тат… как я назвал это? Нет, я никак не буду это называть. Все названия предали человека. Все названия без исключения доказали, что являются для человека врагами, поэтому я не хочу никак это называть. Я просто покажу пальцем на эту… а дам ли я ей имя, или нет, все равно его нет. Она без названия. Все имена — это наши изобретения. Когда же мы поймем простую вещь? Роза — это роза; как бы вы ее ни называли, не имеет никакого значения, потому что само слово «роза» не является именем. Она просто есть. Когда вы отбросите между собой и существованием язык, неожиданно произойдет взрыв… экстаз! Любовь может помочь, поэтому я не против любви. Это было бы, как будто я против лестницы. Нет, лестница это хорошо, но ходите осторожно, особенно по старой. И помните: любовь - это самое старое. С нее упали Адам и Ева, но не было необходимости падать, я имею в виду. Если они это выбрали — иногда человек выбирает падение, тогда это ваш выбор. Но падать, исходя из свободы это одно, а падать в качестве наказания — это совершенно иное. Если бы мне пришлось написать Библию опять… я бы не совершил такой глупости, верьте мне. Я говорю, если бы я писал Библию, тогда я бы дал Адаму и Еве пасть, но не в наказание, а как выбор, из-за их собственной свободы. — 162 —
|