Конечно, в определенном смысле это действительно можно трактовать как: «успокоить». Если вас убьют, вы, конечно, будете спокойными и шуметь не будете, будет спокойствие. В этом местечке было спокойно многие столетия, но это спокойствие было могильным холодом. Здесь был только один дом и только одна семья жила на этой территории, и смотрела за этой большой территорией. Здесь не пели птицы, здесь не цвели деревья. Это было мертвое место, и мы сделали его живым. Теперь сюда начали прилетать птицы. Природа оказалась в великой гармонии, когда здесь появилось столько любящих сердец, которые пели, танцевали. Птицы начали прилетать в это место, начали цвести цветы. Но здесь не было жарко в государственном смысле. Вы не сможете найти место более тихое во всем мире. Конечно, солнце жаркое, но то не недостаток солнца. Это место было прохладным, спокойным, здесь не было беспокойств. За четыре года здесь не было ни одного сражения. Но им захотелось уничтожить это спокойствие. Им захотелось иметь мертвое место в безмятежности этого кладбища. В саду тоже царит безмятежность, когда поют птицы, когда цветы наполняют воздух своим ароматом, неужели в атмосфере царит беспокойство? Нет, это все только делает тишину еще глубже, еще наполненнее. Тишина сама по себе бессмысленна, если в ней нет потенциала к песне, если в ней нечто не готово расцвести, вырасти. Они решили на этом собрании, что армия должна быть приведена в состояние полной боевой готовности. Они привели армию в состояние полной боевой готовности, и они были готовы за три часа уничтожить нас полностью, общину вместе с саньясинами. Конечно, мы бы умерли с песнями и танцами. Мы бы стали частью истории. Но эти люди меня просто огорчают, они обладают властью, и они продолжают лгать. Как это назвать? Разве это не заговор, когда вы говорите, что все нормально? Но к чему тогда поднимают по тревоге армию в состояние полной боевой готовности? Какое преступление мы совершили, из-за которого нас следовало бы уничтожить?
Но они не набрались мужества прийти сюда и посмотреть. В тот день, в который они собрали представителей всех правительственных официальных кругов, когда они решили привести армию в боевую готовность, чтобы за три часа они могли добраться до Раджнишпурама и уничтожить его, в этот день генеральный прокурор не позволил нашим представителям участвовать в этом собрании. Мы сказали ему: «Вы обсуждаете нас, вы хотите принять какое-то важное решение относительно нас, вы, по крайней мере, должны выслушать нас, нашу позицию». Он не дал нам такой возможности, и не позволил прессе также присутствовать. — 370 —
|