Но все это просто обусловленность. Ни Маркс, ни мальчик не знали о том, что Бога нет. Только тот, кто погружается в глубокую медитацию, может узнать ответ на этот вопрос. Итак, вы запрограммированы. Обусловленность так глубоко проникла в вас, что вы считаете ее своей природой. Ваши выдумки, надежды, прогнозы... ничего естественного. Природа знает лишь это мгновение. И ей ничего не известно о надеждах, желаниях и потребностях. Природа просто наслаждается всем, что доступно в этот самый миг, здесь и сейчас. Рахул Шанкритаяна сказал мне: «Русских глубоко потрясли мои руки». «Почему?» — недоумевал я. «Когда я пожимал кому-то руку, он странно косился на меня и замечал, что я, должно быть, буржуй, потому что, судя по моим рукам, я никогда не работал». «Пожми мне руку, — предложил я ему. — Тогда ты узнаешь, что ты пролетарий, а я буржуй! Тебя это очень утешит». У меня был приятель-коммунист. Он был большим эрудитом. Этот человек написал много книг, около сотни книг. Все они были пронизаны духом коммунизма, но довольно тонко. Дело в том, что все это были романы. Но с помощью романов этот человек вел коммунистическую пропаганду, помещая ее канву увлекательного сюжета. Романы были первоклассными, он явно был талантливым писателем, но в результате он каждый раз просто призывал читателей становиться коммунистами. Его звали Яшпал. «Ты против всех религий, Яшпал, — сказал я ему. — Ведь коммунизм против всех религий, это атеистическая философия. Но поведение коммунистов, в том числе и твое поведение, показывает, что коммунизм это еще одна религия». «Почему ты так решил?» — нахмурился он. Я объяснил: «Вы такие же фанатики, как мусульмане и христиане. У вас есть своя троица: Маркс, Энгельс и Ленин. У вас есть своя Мекка: Москва. У вас есть своя Кааба: Кремль. У вас есть своя священная книга: "Капитал". И хотя этой книге уже сто лет, вы не готовы изменить в ней ни одного слова. Вся экономика переменилась радикальным образом в течение этого века. "Капитал" сильно отстал от времени». Он был готов драться со мной. «Дракой делу не помочь, — заметил я. — Даже убив меня, ты все равно не докажешь свою правоту. Твой поступок лишь докажет, что я оказался прав, и ты не смог стерпеть это. Лучше приведи доказательства». У коммунизма нет ни одного весомого аргумента. «Ваша философия основана на идее о том, что все люди равны, — сказал я. — Это неверно психологически. Ученые говорят, что каждый человек уникален. Разве могут быть равными уникальные личности?» — 233 —
|