Записки сумасшедшего. 10000 будд

Он сидел в кресле, как будто кресло было живым существом, кото­рому он боялся сделать больно, и когда он вставал, то на секунду обо­рачивался, глядя на кресло с благодарностью. Когда он ходил, то дви­гался так мягко, с такой благодарностью, как будто не хотел нанести вред земле под своими ступнями. Он ел с такой грацией и благодарно­стью во взгляде, когда смотрел на пищу. Что же говорить о растениях, животных, людях? Он всегда был против нанесения вреда растениям, кроме тех случаев, когда это было необходимо для их роста. Он даже отказался от бесед с друзьями в своем саду, так как в местах, где они си­дели, оставалась мятая трава. Ошо также был против срывания цветов.

Помню, однажды он сказал: «Вы любите своих детей — вы же не от­рываете им головы. Если вы действительно любите цветы, вы не може­те их сорвать. Вы применяете насилие, срывая их — это разновидность преступления. Наслаждайтесь их красотой, любуйтесь ими, но незачем пытаться ими завладеть».

В другой раз он посмотрел в окно в сторону поля, — был вечер. Вдали какой-то человек кричал на корову и бил ее палкой. Ошо сказал: «Посмотри на этого глупца. Корова идет своей дорогой, а он над ней бессмысленно издевается». Я почувствовала силу его сострадания к ко­рове. Глядя на него, я чувствовала его, как тяжелое облако, полное дождевой воды, проливающее свою любовь на всех, с кем оно соприка­сается.

Я помню, как в одной из бесед он сказал: «Я садовник: я везде раз­брасываю семена, даже не беспокоясь куда они упадут, у меня их изо­билие. Когда придет подходящее время, некоторые из них прорастут и станут огромными деревьями, осыпанными цветами, источающими свой аромат и дающими прохладную тень всем путникам».

8

Ошо уезжает поездом из Бомбея в Джабалпур. На платформе дос­таточно многолюдно и шумно и примерно пятьдесят человек нас, при­шедших с ним попрощаться. Некоторые пожимают ему руки, некото­рые касаются его стоп, и каждый раз он наклоняется, чтобы дотронуть­ся до их голов. Некоторые просто молча стоят, глядя на него глазами, полными слез. Ошо подходит к ним, обнимает и просит их не печалить­ся, он скоро вернется. Их глаза еще больше наполняются слезами от его прикосновения, но на их лицах широкая улыбка. Слезы и улыбки — это ежедневное явление вокруг Ошо.

Внезапно нас испугал свисток проводника. Это был сигнал, означаю­щий, что поезд отправляется. Ошо вошел в поезд и встал в дверях со сло­женными вместе ладонями, в жесте «намасте». Он подозвал меня к себе. Я поднялась на ступеньку вагона, и он показал мне своей вытянутой рукой на дальний угол, где стояла его знакомая, и попросил меня привести ее