Теория и практика арт-терапии

Глава 3, Основные факторы психотерапевтического воздействия в арт-терапии65

изобразительной продукции сквозных тем или элементов, а также на их связь с его переживаниями и теми событиями, которые происходили в его жизни за этот пери­од. Во многих случаях подобные обсуждения могут служить важным средством ин­теграции опыта и осознания произошедших в мироощущении клиента изменений, Очевидно, что при проведении обсуждений психотерапевт будет прежде всего задавать те вопросы, которые направлены на проверку имеющихся у него гипотез относительно существующих у клиента проблем или заболевания, его отношения к окружающим и самому себе и т. д. Независимо от того, будет ли психотерапевт пользоваться так называемыми динамическими формулировками, психологиче­скими или клинико-психиатрическими понятиями, уточняющие вопросы помогут ему эти гипотезы подтвердить или опровергнуть. Тем не менее нельзя не признать, что, даже пользуясь вопросами и «открытыми утверждениями?-, специалист порой может повлиять на характер ответов клиента и «навязать* ему свое видение его работы, проблем и жизненной ситуации в целом. Как отмечают А. Чепмен и М. Чеп-мен-Сантана(2001), некоторые психотерапевты, задавая пациенту вопросы и да­вая собственные оценки, показывают ему, какая информация представляет для них интерес, а какая — нет, поэтому «пациент... предпочтет впредь сообщать психоте­рапевту лишь ту информацию, которая вызовет у того наибольший интерес, хотя и не будет при этом осознавать, что определенным образом ее "фильтрует". Подоб­ная "фильтрация" начинает действовать уже в ходе третьей или четвертой сессии, тем самым лишая психотерапию проблемно-ориентированного характера и пре­вращая ее в пародию на психотерапию* (с. 33-34).

Даже если специалист вполне искренне стремится при этом «установить исти­ну» и помочь клиенту, это не значит, что он не навяжет клиенту своими вопросами И суждениями тех форм профессионального и культурного дискурса, носителем которых он является. Как признается одна из клиенток, «мне кажется, что, лишь когда я заболела, я впервые поняла, что значит быть жертвой... Я внезапно осозна­ла, что... попала ^медицинский дискурс. Я <...> увидела себя в роли пушечного мяса, перемещаемого между врачами и консультантами... Я начала видеть, каким обра­зом посредством своей профессии они конструируют свое мировоззрение и что мои потребности не имеют для них никакого значения. Я была пациенткой, с которой нужно было что-то сделать; которую нужно было "вылечить"; но при этом я для них не существовала — не существовала за пределами того образа, который сфор­мирован их дискурсивной моделью» (цит. по: Hevey, 1992, р. 120).