Сказано – сделано. Всю ночь в доме шла уборка. На рассвете прилетел Орел: – Здравствуй, добрый молодец! Аль в путь собрался? – Да все туда же, во дворец Единорога. – Добро, я тебя отнесу. Чем кормить меня будешь? – А что тебе нужно? – Я, в принципе, падалью питаюсь. Отжившей всякой дрянью. Хватит для меня сначала твоего трусливого сердца. – Как так – трусливого сердца? Может, у меня другого и нет? – Может, и нет, это меня не касается. Полетишь? Поразительно, что отчаянье делает с самым тихим чучелом! Сюня сказал: – Полетим! И они полетели. Время от времени Орел опускался на землю и клевал Сюнино трусливое сердце. Вначале было очень страшно. Потом стало все равно. Потом после долгого перелета Орел сказал: – Больше нечего есть. А лететь еще далеко. – Чего же ты хочешь? – Твои глупые мозги. – А может, у меня других и нету? – Может, и нету. Меня это не касается. Полетим? И они полетели. Время от времени Орел опускался на землю и клевал Сюнины глупые мозги. Вначале Сюня старался следить, что он забывал после каждого раза. Потом стало все равно. Потом после долгого перелета Орел сказал: – Больше нечего есть. А лететь еще далеко. – Чего же ты хочешь? – Твое дурацкое имя. – Но у меня ведь другого нету! – Может, и нету. Может, и есть. Меня это не касается. Летим? И они полетели. Время от времени Орел, прямо в воздухе, клевал Сюнино имя. Почему-то имени было жальче всего. Вначале. А потом стало все равно. Он как будто заснул и проснулся от «Эй!» Орел садился на крышу дворца, отливавшего серебряным светом. – Давай, иди, – сказал Орел. – Ага, – сказал парень. – Мой тебе совет, – добавил Орел, – лезь через дымовую трубу. Не спеши себя обнаруживать. Осмотрись, где ты – Хорошо. Спасибо, Орел. Спасибо, пожиратель падали! Можно, я тебя расцелую? – и не дожидаясь ответа, он обнял Орла и поцеловал. Потом Орел взмыл в воздух, сделал прощальный круг и исчез. Оставшееся на крыше полезло в дымовую трубу. * * *Ох, и черно было там! Черным-черно по-черному! Он скользил вниз по трубе, нельзя было слишком быстро, он тормозил, прижимаясь к стенкам, и весь покрывался черной копотью. Он так долго скользил вниз, что начал думать, уж не в подвалы ли какие-нибудь его ведет. Но вот, наконец, он уперся ногами в кучу золы и понял, что оказался в камине. – Эй! Разведи-ка камин! – раздался громовой голос. – Да ну, и так тепло! – ответил ему женский. Это был голос Малавы, точно! — 26 —
|