Я – просто придорожный цветок. Кто‑то может его заметить и подумать, что это интересный цветок, и прийти сюда. Единственная разница между цветком и человеческим цветком – это то, что цветок испускает свой аромат, а человеческий цветок обладает способностью описывать свой аромат. Цветку все равно, нюхаете вы его или нет; точно так же человеческому цветку все равно, хотите ли вы слушать описание его состояния или не хотите. Сальваторе: Что это за неестественное состояние, о котором вы говорили утром? У. Г.: Человек не только сам вошел в неестественное состояние, он приводит любую другую живую вещь на этой планете в неестественное состояние. Сальваторе: Возможно, это его цель. У. Г.: Где‑нибудь на этом пути нам всем придет конец. Сальваторе: Является ли стремление к свободе естественным или это необходимость? У. Г.: Тот, кто свободен, никогда не будет стремиться к свободе. Сама по себе свобода не имеет никакого смысла. Сальваторе: Что вы думаете о коммунизме? У. Г.: Это вы мне скажите. Я не понимаю коммунизм, коммунистическую революцию или идеологию. Я не вижу никакой причины для человека зарабатывать на жизнь. Очень скоро технология сделает эту идею нелепой. Для коммунистической структуры нет никакой основы. Так что можно начинать еще одно движение, и бороться, и убивать. Это то, что мы делаем. Здесь нет никакого социального содержания. Нет никакой групповой активности. Поэтому как между вами и мной может быть сотрудничество? Вы хотите что‑то делать или получать, а я не хочу ничего, так что какое тут может быть сотрудничество? Я не могу учить, а вы хотите, чтобы вас учили. Свободны ли вы? Вы будете свободны завтра, благодаря своей работе, своей революции. Это то, что вам всегда говорили религии: делай все больше и больше вот этого и ты будешь чудесным человеком и будет рай, если не в этой жизни, то в следующей. Что такое свобода, о которой вы говорите? Как вы собираетесь создавать атмосферу свободы? У вас есть идея свободы, и у меня есть идея свободы. У вас есть последователи и у меня есть последователи, и мы оба боремся. Это мое учение, а ваше учение другое, и мы кончаем тем, что боремся друг с другом, как полторы сотни сект в христианстве. Сальваторе: Но почему вы против идеи сотрудничества? У. Г.: О какого рода сотрудничестве вы говорите? Ваш капитал – не материальное имущество, а сама структура мышления, и вы хотите этого держаться. Вы можете убить меня, поскольку то, что я говорю, угрожает вашему способу жизни. Я не сопротивляюсь. Я готов умирать за что угодно, но только не за что‑то особенное. Это не мученичество. — 220 —
|