Когда мама посылает его в лавку, он нарочно идет по двору очень медленно — вдруг кто-нибудь с ним заговорит. Там, где они раньше жили, он знал всех, и его все знали: и токарь, и парикмахер, и господин Марцин, и Франек. Эх, вернуться бы туда хоть на минутку, посмотреть, что там происходит, — кто живет в их прежней квартире, что делается в школе, копают ли уже во дворе ямы и канавы?.. Плохо теперь Владеку. Отец уходит рано утром и возвращается только к вечеру, и каждый раз мама спрашивает: — Ну что? — Ничего, — отвечает отец. Бабушка сидит грустная, даже не ворчит, потому что все теперь делает мама. Зато мама чаще сердится. Вицусь и Блошка вместо карамелек получают шлепки. Мама говорит: — Не думайте, что и теперь будет, как раньше. Так было до самой субботы. А в субботу пришли дядя и тетя, но без Азора, только с одним Янеком. Владек не любит Янека, потому что он хвастун. Владек охотно остался бы в комнате: послушать, о чем будут говорить взрослые, но мама велела идти во двор. — Только играйте одни, — сказала тетя, и Владек покраснел. Янек говорил мало, ни разу не вспомнил о своем ружье, и вообще Владеку показалось, что он много знает, только тетя ему говорить запретила. Они сели на подоконник на лестничной площадке и стали смотреть, как смешно малыши во дворе играют в гости. Когда их позвали наверх, Владек думал, что будет кофе с булочками, но на столе не оказалось ни скатерти, ни чашек. — Ты не голоден, Янек? — спросила мама и опустила глаза. — Нет, нет, он не голоден! — поспешно сказала тетя. — Правда, Янек, ты не голоден? И они стали прощаться, но не так, как обычно, и Владек сразу догадался, что бабушка завтра уезжает. Раньше бабушка часто сердилась на Владека, жаловалась на него отцу, и Владек любил ее лишь настолько, насколько это уж совершенно необходимо. А теперь, когда он взглянул на ее морщинистое лицо и увидел, какая она старая и одинокая, он вдруг почувствовал, что сейчас заплачет. Но он не заплакал, а только подумал: «Наверное, я не плачу потому, что уже большой». И впервые в жизни совсем не обрадовался тому, что он уже большой. Кто знает, что его теперь ждет? ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ На другой день Владек проснулся рано, хотя было воскресенье. Впрочем, воскресенье теперь ничем не отличалось от будней. Взрослые уже встали. Бабушка была одета так, словно собралась уходить, а отец увязывал какой-то узел. Владек сел в кровати, но мама сказала сердито: — Спи, спи, еще рано! Он положил голову на подушку и притворился, что спит. Отец кончил увязывать вещи, и все сели пить кофе, очень темное, без молока. Пили молча. Отец — быстро, большими глотками, а бабушка подносила ложечку ко рту и подолгу дула на нее. Потом мама завернула в газету хлеб, к которому так никто и не притронулся, а бабушка сказала шепотом: — 4 —
|