|
Отвечая на вопрос о своем любимом литературном герое, старшеклассники нередко называют Печорина. Это объясняется не просто влиянием школьной программы и малой начитанностью. Изучение Лермонтова в школе совпадает с тем моментом развития личности, когда у многих мальчиков впервые появляется потребность в самоанализе. Образ Печорина именно из-за его нравственной неоднозначности актуализирует эту потребность, дает толчок работе самосознания. Так было и у прошлых поколений. Юный Добролюбов мечтал в свое время «походить на Печорина» и одновременно «толковать, как Чацкий». Прояснение юношеского «Я» под влиянием литературного образа хорошо раскрывает У. Пленцдорф в повести «Новые страдания юного В.». Что общего у героя этой повести, семнадцатилетнего Эдгара Вибо, с гетевским Вертером? Казалось бы, ничего. Когда Эдгару случайно попалась эта книга, все в ней показалось ему «мурой». И то, что «этот тип», Вертер, «продырявил себе арбуз, потому что не получил бабу, какую хотел», и то, что он «уж так сам себя жалеет». «Все из пальца высосано. Чушь одна! А стиль! Куда ни плюнь, все душа, и сердце, и блаженство, и слезы. Неужели хоть кто-нибудь так говорил, даже пускай и триста лет назад» (См.: Пленцдорф У. Новые страдания юного В. // Иностранная литература.— 1973.—№ 12). Но, оказывается, переживания Вертера в чем-то очень существенном созвучны его собственным. Общение с Вертером позволяет Эдгару открыть в себе самом пласты застенчивой нежности, так не гармонирующие с принятым им и заботливо поддерживаемым образом грубого, решительного, прошедшего «огонь, воду и медные трубы» парня. Даже архаический язык, звучащий резким диссонансом небрежному молодежному арго, на котором говорит Эдгар, по-своему уместен, позволяя юноше выразить свои новые переживания «остраненно», не ломая своего привычного и принятого сверстниками «мужественного» «Я», как бы «рядом» с ним. Однако многие старшеклассники воспринимают искусство внеэстетически, как простое развлечение. Расхождение между количеством и качеством художественного потребления особенно рельефно проявляется в отношении кино (См. подробнее: Юный зритель: Проблемы социологии кино.— М.: Искусство, 1981; Толстых А. В. Психология юного зрителя.— М.: Знание, 1986). Главный завсегдатай кинотеатров — подростки 12—15 лет, которые смотрят все подряд. Хотя пик «киномании» приходится на 13—14 лет, старшеклассники ходят в кино достаточно часто и к тому же смотрят множество фильмов (до 20—30 в месяц) по телевизору (См.: Левшина И. С. Функционирование киноискусства в массовой молодежной аудитории // Социальные функции искусства и его видов.— М.: Наука, 1980.—С. 166—168). Однако вкусы их зачастую крайне низки. Среди отечественных фильмов, не получивших признания у массового зрителя, в 1967 г. были такие выдающиеся произведения, как «Июльский дождь» М. Хуциева и «Я родом из детства» В. Турова, в 1968 г. — «Три дня Виктора Чернышева» М. Осепьяна и «В огне брода нет» Г. Панфилова, в 1972 г.— «Жил певчий дрозд» О. Иоселиани, в 1976 г. — «Сто дней после детства» С. Соловьева, в 1977 г. — «Двадцать дней после войны» А. Германа и «Неоконченная пьеса для механического пианино» Н. Михалкова, а в самое последнее время — «Мой друг Иван Лапшин» и «Проверка на дорогах» А. Германа, «Иди и смотри» Э. Климова, «Письма мертвого человека» К. Лопушанского. Ребятам больше нравятся приключенческо-развлекательные фильмы, комедии и детективы. Некоторые фильмы-рекордсмены кассового сбора, такие, как «Пираты XX века» и «Анжелика», явно не были шедеврами мирового кино. — 142 —
|