Помоги мне сделать это самому

Первый период жизни человека – пери­од адаптации. Следует пояснить, что мы по­нимаем под этим и чем детская адаптация отличается от адаптации взрослых. Биологи­ческая приспособляемость ребенка проявля­ется в том, что единственным местом, где ему хочется жить, становится место его рож­дения, а единственным языком, которым он свободно владеет, – язык его родителей. Ока­завшись в чужой стране, взрослый никогда не освоится в ней так, как это сможет сде­лать ребенок. Возьмем, к примеру, тех, кто добровольно переселился в дальние края – миссионеров. Они едут туда по доброй воле, в надежде исполнить свое предназначение на земле. Но если поговорить с ними, то они скажут: «Живя в этой стране, мы жертвуем своей жизнью». И подобное признание очень точно определяет пределы приспособ­ляемости взрослых.

Вернемся теперь к ребенку. Ребенок ис­пытывает тягу к тому месту, где он родился, до такой степени, что как бы ни была тяжела жизнь в родном краю, он нигде не будет столь же счастлив. Таким образом, привязан ли человек к холодным финским равнинам или к голландским дюнам, эта привязан­ность, эта любовь к родине перешла к нему от ребенка, которым он был когда-то.

Адаптацию осуществляет ребенок, а взрослый впоследствии оказывается подго­товленным, то есть приспособившимся. Он чувствует свою связь с родным краем, он склонен любить его и чувствовать его очаро­вание, и поэтому не находит себе мира и по­коя на чужбине.

Нет ничего важнее этой абсорбирующей способности детской психики, которая фор­мирует человека и приспосабливает его к лю­бым социальным условиям, к любому клима­ту, к любой стране. Анализ этой способности лежит в основе нашего исследования. Следу­ет заметить, что в словах «Я люблю свой край» нет ничего поверхностного или искус­ственного. Напротив, они отражают весьма существенные человеческие свойства.

Это позволяет понять, как благодаря особенности своей психики ребенок впиты­вает в себя обычаи и привычки того края, в котором он живет, и в конечном счете фор­мирует в себе личность, типичную для своих мест. «Местные» черты поведения человека есть таинственное отражение того, что запе­чатлелось в нем в годы его детства. Очевид­но, что и своеобразные обычаи, и специфи­ческий менталитет людей, выросших в од­ной местности, — это приобретенные качест­ва, поскольку ни одно из них не присуще че­ловеку от рождения. Вырисовываются, та­ким образом, более широкие рамки деятель­ности ребенка: он строит поведение челове­ка, приспосабливая его не только к времени и месту, но и к особенностям менталитета жителей родного края. В Индии, например, уважение к жизни настолько велико, что лю­ди поклоняются животным. Такое поклонение стало важной чертой сознания этого на­рода. Но подобное чувство не может быть приобретено взрослым человеком. Недоста­точно сказать: «Следует уважать жизнь», чтобы эта мысль стала частью нашего миро­воззрения. Я могу согласиться, что индусы правы, что и мне следует бережно относить­ся к жизни животных, но это будет реакцией моего разума, а не чувств. Как мы никогда не сможем обожествлять коров по примеру ин­дусов, так и сами они никогда не смогут ос­вободить свое сознание от этого чувства. И хотя эти черты менталитета на первый взгляд кажутся наследственными, на самом деле они впитаны ребенком из окружающей его обстановки. Однажды в садике нашей местной школы «Монтессори» мы увидали маленького мальчика-индуса чуть старше двух лет. Он внимательно смотрел вниз и во­дил по земле пальчиком, словно чертя пря­мую линию: по земле с трудом полз муравей, у которого были оторваны две лапки. Такое несчастье растрогало малыша, и он старался облегчить бедняге путь, прокладывая ему дорогу. Всякий, наверное, сказал бы тут, что подобная симпатия к живому существу «унаследована» ребенком.