На стороне ребенка

XIX и первая половина XX века ограничили пространство ребенка;

произошел окончательный разрыв со средневековьем, которое больше благоприятствовало воспитанию независимости в ребенке. Тогда он, чувствуя себя в безопасности, поддерживал социальные связи со всеми, с кем общалась его кормилица, — она была для него не только кормилицей, но и наставницей в общении с людьми; среда благоп­риятствовала развитию его личности.

НОБЕЛЕВСКАЯ СПЕРМА

В Соединенных Штатах существует банк спермы американцев-лауреатов Нобелевской премии. Какая-нибудь миссис Блейк после искусственного оплодотворения может родить ребенка, чей отец — знаменитый математик. Какая судьба ждет этого ребенка, зачатого

132

не без учета того, что за ним будут следить, наблюдать и тес­тировать так, словно он изначально обязан соответствовать ожи­даниям экспериментаторов?

Окружение ждет и даже требует, чтобы он демонстрировал высокие для своей возрастной группы показатели. Но восприимчивый чело­веческий интеллект именно поэтому может вообще не проявить ни­каких достижений. А если этот нобелевский ребенок не выкажет никаких исключительных возможностей — хотя не исключено, что он вырастет в очень интеллектуального взрослого человека, — ему придется нелегко в жизни, потому что с самого рождения все ждали от него проявлений сверходаренности. Может быть, ему придется перенести неудачу опыта — неудачу с точки зрения наблюдателей, — а взрослые тяжело переживают такие неудачи. Сейчас мы ничего больше не можем сказать по этому поводу. Подождем. Чтобы понять, представляет ли этот опыт интерес, следует дождаться его результатов. До тех пор- любые дискуссии — не более чем сотрясение воздуха. Мы знаем, что в процессе воспитания отношения с родителями-вос­питателями играют огромную роль: возможно, что ребенок будет воспринимать себя таким же взрослым, как его опекуны. А значит, в случае искусственного оплодотворения наш маленький Блейк считает себя таким же взрослым, как отец, которого ему предлагают в качестве образца. Однако, ребенку нет дела до того, что отец — математик; для него отец важен как носитель жизненной энергии или энергии отрицания, которую он передает своему потомку. Но ведь нельзя утверждать, что быть математиком — это признак ума. Ум — это единство сердца, великодушия, стремления к аутентичности', заложенное в человеке с рождения. Нельзя сказать, что именно ум — характерная черта взрослого, желающего, чтобы жизнь его ребенка была повторением его собственной, — это всего лишь желание проецировать на него свою смерть. Через десять — двадцать лет мы увидим, что такое на самом деле «нобелевский ребенок». Как бы то ни было, это будет существо, выведенное в лабораторных условиях. Сегодня это для нас, конечно, звучит вызывающе. А завтра? Понятия не имею. Это Христос, предназначенный в жертву. А по­вернись дело иначе, это — лабораторная мышка. Но ведь он мог и не рождаться. Никто не заставлял Христа родиться и жить на свете. Он сам выбрал эту судьбу, послужив, быть может, всем людям